Он сел на деревянное крыльцо, внимательно посматривая на пацана. Тот сплевывал, не глядя на Лукьянова.
– Тебя как зовут? – спросил Лукьянов.
– Тебе какая х… разница?
– Не ругайся. Просто интересно.
– Интересно кошка дрищет. Ну Серый.
– Сережа, значит?
– Серый, я сказал.
– А я Виталий Евгеньевич. Скажи, Серый, а зачем тебе столько яблок? Вон какая сумка большая.
– Пошел ты!
– Я серьезно? Может, ты для дела, тогда другой разговор, – подпустил дипломатии Лукьянов.
– Продаю на дороге, – неохотно признался Серый, и Лукьянов мысленно похвалил себя: почти угадал, знает все-таки народную жизнь!
– Деньги нужны?
– А тебе нет?
– Попросил бы, я бы дал. А зачем тебе деньги?
– Чупа-чупс купить.
– Что?
– На палочке такие.
– А. Леденцы?
– Ну.
Боже ты мой, подумал Лукьянов, он же ребенок совсем! Леденцов хочет. А я его на ошейнике привел, как бешеную собаку. С другой стороны, что у него, родителей нет, чтобы купить леденцов? Если не дают просто так, заработай, принеси воды, наколи дров. Лукьянов, например, в детстве полы регулярно мыл. Не ради денег, нравилось, когда мама хвалила. Но на кино давала после этого с большей охотой. Нет, надо быть твердым и довести дело до конца. Не ради себя, естественно, ради этого мальчика. Если сейчас спустить все на тормозах, он поймет, что это был только порыв, быстро сошедший на нет, как часто, увы, бывает в русской жизни, разочаруется в мужской силе и воле, это его испортит. Разумное насилие – неотъемлемая часть воспитательного процесса, вспомнил Лукьянов чью-то мудрость. Жаль, нет собственного опыта – Лукьянов в свои тридцать шесть лет еще не имел детей. Жены, впрочем, тоже пока не было.
– Я ссать хочу, – сказал пацан.
Лукьянов огляделся.
– Туалета здесь нет.
– А мне и не надо. Ты отвернись только.
Лукьянов встал, повернулся боком, чтобы и не видеть пацана, но и не выпускать совсем из поля зрения, а Серый подошел к крыльцу, послышалось тихое, мягкое журчание, закончившееся дождевой капелью.
Прекратилось.
Лукьянов повернулся и увидел на крыльце сверкающую на солнце желтоватую лужицу.
– Зачем же ты на крыльцо?
– Пусть освежатся! – хихикнул Серый.
Меж тем Лукьянов сам хотел того же, что и пацан, и уже давно. Но как это сделать? Он же будет в этот момент беззащитным, Серый обязательно нападет. А если и не нападет, все равно как-то неудобно, стеснительно, Лукьянов при посторонних никогда этого не делал, в общественных туалетах не пользовался открытыми писсуарами. Какой-нибудь брутальный бандюга, схвативший малолетнего заложника, наверняка не имел бы таких проблем. Наоборот, использовал бы это для подавления психики ребенка демонстрацией своей фаллического могущества. Грубо? Да. Но естественней, чем мои интеллигентские ужимки. Впрочем, интеллигентство ни при чем, нормальные рефлексы нормального культурного человека.
А в туалет все же очень хочется.
Серый оказался проницателен, он, глянув на задумавшегося Лукьянова, усмехнулся и сказал:
– Тоже пись-пись охота? Валяй. Не бзди, я сзади не нападаю.
– Обойдусь.
– Смотри, в штаны нальешь. Охота же, вижу же! Пись-пись-пись! Пись-пись-пись!
И от этой дурацкой дразнилки желание облегчиться стало просто нестерпимым.
Рядом с крыльцом валялся моток старого электрического провода в оплетке. Лукьянов взял его, подошел к Серому:
– Только не дергайся, хуже будет!
И обмотал ему руки сзади. Потом привязал конец ремня к перилам крыльца, зашел за кусты и там насладился, удивляясь мощи струи и долготе процесса.
Как мало надо для счастья!
Он вышел, повеселевший. Серый прислонился к стене, где была тень, закрыл глаза и терпеливо ждал, чем все кончится.
Наконец к ОПОП подъехал «уазик» с надписью «Полиция», оттуда выскочил белобрысый парень лет двадцати пяти, в форменных штанах и цивильной футболке с надписью «Manchester United», в шлепанцах, взбежал на крыльцо, разбрызгав лужицу (Серый довольно улыбнулся), стал возиться с замком.
– Я к вам, – сказал Лукьянов.
– Чего хотели?
– Вот, мелкое воровство.
– А почему не крупное? Лиз, я щас! – крикнул он в сторону машины и скрылся в доме.
Из окошка машины высунулось приятное личико девушки с крашеными белыми волосами. Очень приятное. Пожалуй, даже красивое. Глядя на девушку, Лукьянов подумал, что занимается какой-то ерундой в то время, когда другие живут полной и жизнерадостной жизнью.
