Вой сирены. Затемнение. Прожектора.
Вероника, Аня и Тетя Котя сидят за столом. Манайлова лежит на кровати.
ТЕТЯ КОТЯ. Десятый час уже, а работу не несут. А мы потом будем виноваты.
МАНАЙЛОВА. Принесут, никуда не денутся.
Ждут.
Открывается дверь, Вера Павловна вносит коробку, бросает ее на пол.
Вероника и Аня подходят, чтобы взять коробку. Вероника с удивлением заглядывает.
ВЕРОНИКА. Это что?
ВЕРА ПАВЛОВНА. Флажки.
МАНАЙЛОВА. Переделывать, что ли?
ВЕРА ПАВЛОВНА. Типа того. Флажки заказчикам сдали, они расплатились, вы на эти деньги жрете и пьете, между прочим, а теперь у них новый заказ: маленьких флажков получилось много, а больших не хватает. Не выбрасывать же маленькие-то? Надо их сшить в большие. На Олимпийских играх висеть будут. Или на чемпионате каком-то, не помню. Гордость страны будут изображать, не хрен собачий!
АНЯ. Из кусков некрасиво.
ВЕРА ПАВЛОВНА. А кто издали увидит? Норма для начала – шестьсот флажков распороть и обратно сшить.
МАНАЙЛОВА. А вот нет!
ВЕРА ПАВЛОВНА. Да это немного, ты чего, Манайлова?
МАНАЙЛОВА. Людмила Петровна меня зовут! Передай по начальству: мы этого делать не будем! Мы не мартышки!
АНЯ. Вот именно!
ВЕРОНИКА. Ненормальный абсурд какой-то!
ТЕТЯ КОТЯ. В самом деле, как это: шили, шили, а теперь расшивай? Чокнешься!
МАНАЙЛОВА. И пусть в карцер сажают, пусть что хотят делают! Не будем работать!
АНЯ. Тем более – в таких условиях!
Вой сирены.
Женщины кричат, а что кричат – не слышно.
Сирена умолкает одновременно с голосами женщин.
ВЕРА ПАВЛОВНА. Покричали, успокоились? А теперь за работу. Кстати, если сделаете восемьсот, обещаю – телевизор дадут. Не жизнь, а курорт, аж завидно!
Она выходит.
Женщины стоят и смотрят на коробку.
ТЕТЯ КОТЯ. Телевизор неплохо бы…
Она делает шаг к коробке, но останавливается.
Женщины стоят и смотрят на коробку.
Занавес.
Лукьянов лежал на раскладушке под старой яблоней и дремал. Надо бы полоть, поливать, вскапывать: дачный участок, доставшийся от родителей, хоть и крохотный, но требует ухода. Однако Лукьянов слишком устал за неделю. Вот подремлет на свежем воздухе, а потом можно что-нибудь и сделать.
И он уже почти заснул, когда что-то услышал. Шаги, шорох.
Открыл глаза и увидел мальчика лет десяти. Вернее, пацана.
Если бы его спросили, в чем разница, он затруднился бы ответить. Встречаешь на улице человека детского возраста, ничего не знаешь о нем, просто заглянешь мимоходом в глаза, охватишь впечатлением походку и повадку и подумаешь: мальчик. А другой вроде точно такой же, но чувствуется в нем нечто особенное, почему-то сразу же мысленно говоришь себе о нем: нет, это не просто мальчик, это пацан, причем пацан реальный и конкретный.
Так вот, забравшийся в сад с известной целью мальчик был несомненным пацаном.
Он цепко осматривался, не замечая неподвижного Лукьянова, потому что глядел по верхам, выбирая, что схватить. А выбор был небогатый: вишня уже отошла, груши не дозрели, да и яблоки все зимних сортов, уже большие, но еще зеленые. Уходить с пустыми руками пацан не хотел, поэтому начал срывать яблоки и складывать их в объемистую сумку. По ней было ясно, что воровство не обычное детское, для приключения, а деловитое, коммерческое. Вполне в духе времени.
Лукьянов тоже не ангел, лазал в детстве с друзьями по садам, но скорее за компанию, ради азарта и опасности. И ни разу не поймали. Может, и плохо, что не поймали, задним числом рассуждал Лукьянов, безнаказанное преступление, пусть и небольшое, породило череду других тайных не очень хороших поступков, которые, увы, случались в его жизни. А вот если бы получил он сразу же крепкий урок, может, остерегся бы и прожил жизнь иначе, лучше, ведь, как известно, наши грехи на наши головы в итоге и валятся.
И вообще безнаказанность – самая ужасная черта нашей современности: все делают, что хотят, и никому ничего за это не бывает.
Примерно так размышлял Лукьянов, наблюдая за пацаном и ленясь встать. В нем напрочь отсутствовало чувство собственности, по крайней мере такое, что побуждает некоторых за свое добришко перегрызть другому человеку горло, зато всегда жило напряженное чувство гражданской ответственности. Оно-то и заставило Лукьянова действовать.
