— Сидеть, — холодно сказал один из туземцев. — Что будем с ними делать? Пристрелим?
— Не знаю, — отозвался второй, не опуская винтовки. — У них ничего нет.
— Какая разница? Все равно они чужие. А чужим здесь не место.
— Мы сбежали из тюрьмы, — сказал Кевин. — Мы не враги вам.
— Помолчи, — оборвал его туземец. Немного подумал. — Давай отведем их к Нолану. Он нам что-нибудь даст за них.
— А зачем они Нолану? — возразил его коллега. — Лучше пристрелить. Вон у них обувь хорошая. Пригодится.
— И все-таки лучше отвести их к Нолану. А ну, лечь лицом вниз! Быстро!
Винтовочный ствол служит хорошим аргументом. Понимая, что ничего не может сделать, Кевин растянулся на земле, рядом с кряхтеньем улегся Гена.
— Говорил я, что не надо лезть в эту реку, — тихо ворчал он. — Да разве меня кто слушает…
— Молчи! — одернул его один из аборигенов. — Руки сюда!
Пять минут спустя Кевин и Гена уже шли по едва угадывавшейся в зарослях тропинке. Руки связаны за спиной, туземцы контролируют каждый шаг. Кевин хмуро думал о том, что судьба в очередной раз над ним подшутила, сменив один плен на другой.
Так они шли больше пяти часов, с короткими остановками на отдых. На таких остановках аборигены пили воду из небольших армейских фляжек, что-то ели, но пленникам ни воды, ни еды не предлагали. Кевин видел, как жадно раздуваются ноздри Гены, да и сам чувствовал зверский аппетит. Но приходилось терпеть.
Путешествие закончилось достаточно неожиданно: впереди показался ручей с перекинутым через него мостиком, за ним Кевин разглядел деревню, укрытую густыми древесными кронами. Небольшие бревенчатые домики были разбросаны достаточно хаотично — очевидно, каждый строил свое жилище там, где ему нравилось.
У мостика играли дети. Увидев пленников, они тут же кинулись навстречу, их не остановили даже суровые окрики конвоиров. В сопровождении стайки детей Кевина и Гену провели в деревню, местные жители взирали на них с явным любопытством. Потом пленникам велели остановиться, кто-то притащил лестницу. Кевин понял, для чего она, когда лестницу опустили в довольно глубокий колодец. Ему и Гене развязали руки, потом, подталкивая, заставили спуститься вниз. Затем лестница уплыла вверх, светлый круг высоко над головой закрыли связанной из жердин решеткой.
— Вот уроды, — проворчал Гена. — И не вылезешь ведь. Проклятье, чем тут так воняет?
Кевин огляделся. Он стоял по щиколотку в воде, то ли сочащейся из стен, то ли попавшей в яму с дождем. Здесь же плавал раздувшийся трупик какого-то грызуна, вонью несло именно от него.
Нагнувшись, Кевин взял грызуна за хвост, приподнял. Примерившись, бросил вверх.
Первые три попытки не удались: грызун либо не долетал до верха, либо задевал за связанную из жердин решетку и снова падал вниз. На четвертый раз все получилось, зверек вылетел из колодца. Но ненадолго — не успел Кевин облегченно вздохнуть, как грызун снова шлепнулся в колодец, сверху донесся детский смех.
— Вот уроды… — выругался Гена. — А ну пошли вон отсюда!
— Гена, это бесполезно. Чем больше мы будем с ними ругаться, тем дольше они будут там сидеть. Давай лучше не обращать на них внимания, тогда они уйдут.
— Я вам еще ноги повыдергиваю! — погрозил Гена детям, затем тяжело вздохнул. — Черт, нам что, так и стоять? Здесь даже присесть не на что.
— Значит, будем стоять, — ответил Кевин и оперся спиной о стену…
Так прошло больше часа. Гена то и дело кряхтел, пытаясь устроиться поудобнее, с его весом стоять было тяжеловато. Опирался о стену спиной, плечами, даже лбом. Наконец, громко выругавшись, он сел в воду. Подумав, Кевин последовал его примеру. Не столько потому, что устал стоять, сколько чтобы составить Гене компанию. Гену решение Кевина явно удовлетворило.
— Так-то оно лучше, — сказал он. — А то стоим тут, как два пня…
Скоро стемнело, стало ясно, что эту ночь придется провести здесь.
— Уроды! — тихо ругался Гена. — Подождите, я до вас еще доберусь! Мне бы только выбраться отсюда.
Кевин не ответил. Все, что им оставалось, — это ждать. В течение ночи он несколько раз забывался беспокойным сном, один раз был разбужен громкими проклятиями Гены — тот заснул и свалился в воду. Вслушиваясь в ругань Гены, Кевин даже улыбнулся — тот был верен себе.
