Но мой настоящий кумир — Володарский. Он показывает ксеноэтнографию, документально точную, стёбную, ироничную невероятно и очень увлекательную. Насколько я знаю, Володарский начинал в Ксеноэтнографическом обществе, миры свои видел своими глазами — но, похоже, показывать ему интереснее, чем изучать. Или изучать и показывать сразу ему интересно.
В любом случае он потрясный.
И я сам ещё лет десять назад впервые узнал, чем пахнет тропический базар на Нги-Унг-Лян, именно из его внутриВида. Совершенно дивная вещь, называется «Чейри цветёт в полнолуние» — если не погружались, очень рекомендую.
Сам я тоже пытаюсь делать этнографические вещи, но ни на какую документальность никогда не претендовал. Меня заносит. Я, в общем, создаю фантастические миры — с отсылками. Где-то что-то отчасти похоже. Но у меня фантазия больная, я так додумываю, что у народа отвисают челюсти.
И я, конечно, из внутривидчиков далеко не самый крутой. До Володарского мне — как до Луны пешком. Или, например, до Пак Ё Ми — из её миров выпадаешь, и тебя колотит, будто от реальной опасности с трудом спасся. Очень сильно. Мне до такого ещё расти и расти. Иногда я что-то упускаю — отлично это вижу. Зато у меня получается драма, я вызываю чувства — поэтому люди погружаются и им нравится, в общем. Некоторым даже очень нравится, судя по отзывам.
И у меня уже три внутриВида в полном метре. Самый лучший — «Светлячок», совсем фантастический… там такие вечно тёмные джунгли, как на Эште, но обитатели разумные и человекообразные. И тоже светятся в темноте… и там такие тускло светящиеся города, свет — сокровище, касты, сословные цапки. И любовь — между светлым и тёмным этажом. Драма-драма. Ну, вы ж понимаете. Когда сам плачешь, погружаясь, других потом тоже сильно задевает за живое.
Древний поэт сказал: над вымыслом слезами обольюсь.
Называется катарсисом.
Я, когда генерировал «Светлячок», тоже работал смотрителем маяка, только на Эште. Звуки, запахи, вкус с нуля придумать очень тяжело, их надо где-то брать, у них прототипы должны быть — вот я и брал. И кое-какие осязательные вещи тоже оттуда брал. У меня с тех пор живёт лемурчик с Эшты, совсем ручной, симпатичный. Зовут Пронькой.
А теперь вот перебрался на Фреону.
Почему выбрал именно её? А тоже мир земного типа. Мне важно, чтобы можно было дышать без защиты — потому что обоняние в моей работе важная вещь. И в идеале — чтобы можно было всё трогать руками… Ладно, хоть что-то чтобы можно было трогать. Для тактильной достоверности.
Дышится здесь, кстати, легче, чем на Эште. Только холодно.
При том, что Фреоной этот мир обозвали несправедливо. Просто он как раз вошёл в ледниковый период, поэтому — ну вот так. Весной и летом метеостанция маяка фиксирует в среднем градусов десять-пятнадцать по Цельсию, а сейчас наступает зима — так уже опустилась ниже двадцати. Стоит хрустящий мороз. Умеренные широты у нас тут.
Вокруг маяка — девственные леса, скалы и снег. Маяк на плато, на перевале.
Вдобавок, с недавних пор тут проходит, я бы сказал, караванный тракт. Я уже говорил, что на Фреоне живут далонги? Вот они и ходят. Возят на верблюдах свои грузы. Тяжёлая работёнка.
У них есть другая караванная тропа, гораздо ниже — но в холодное время года её так заметает снегом, что не пробраться. И тогда они поднимаются до перевала — редко, самые храбрые, но иногда их тут можно увидеть. Такие дела.
Ага, я здесь поселился из-за далонгов тоже. И этнографическая миссия тут работает — далеко от меня, на тёплом экваторе. И биологи там же где-то. Потому что далонги — случай уникальный: они, как и мы — приматы.
Конвергентное сходство изрядное, но это ладно — тут ещё и физиология схожая. Они двуполые, наглые биологи даже называют их млекопитающими. Да и вообще — ну посмотреть на них только! Приматы — и приматы. Родные братья по разуму. Удивишься.
Первые этнографы сгоряча приписали им неолит, но быстро поняли, что ошиблись. Далонги — гораздо более продвинутые товарищи, у них тут уже практически античность, государства сформировались. Ледник им сильно подбил торговлю с политикой — но выживают.
