— Что ты, Марк… надорвешься! — это Ксения вскрикивала, когда Марк уже осторожно подсовывал под нее руки и поднимал с земли. Уж кто-кто, а она-то знала, что если Марк что решил — то возражать бесполезно. Поэтому не дергалась и не пыталась вырваться, а только высказывала свое изумление на словах.
— Во-первых, я сильный, — не без гордости заявил Марк, с достаточно большой скоростью пробираясь через чащу кустарников. — Во-вторых, не такая уж ты тяжелая. А в-третьих, пройти тут надо всего с полкилометра, чтобы нас уже никто без собак не отыскал.
И они шли. Вернее, шел Марк, а Ксюша усиленно пыталась хоть как-то облегчить ему путь, что у нее, правда, не получалось, потому что для этого ей пришлось бы в срочном порядке похудеть. Ей было ужасно стыдно за то, что Марку, и так подвергшемуся огромному риску при ее спасении, теперь приходится еще и тащить ее на себе. Наверняка про себя он клял все на свете, что решил тащить ее на руках, что ринулся спасать ее и что вообще потащил ее с собой тогда, два месяца назад. От таких мыслей Ксюше становилось жутко неловко: она ненавидела быть кому-то обузой, а уж тем более своему другу.
В конце концов они пришли на небольшую полянку посреди леса, и там сделали привал. Марк усадил дрожащую от холода Ксению на один из больших выступающих корней дерева и, сняв свой плащ, стал укутывать им ее, словно она была маленьким ребенком.
— Я ведь говорил, я ведь говорил тебе, — бормотал он, подтыкая ей плащ и укутывая все плотнее. — Я ведь говорил тебе, что никакие они не Ведуны, а ты мне не верила!
— Я домой хотела, — прошептала Ксения, заворачиваясь в его плащ и следя за ним своими большими карими глазами. — Мне так надоело это скитание по мирам!
— Скитание — это ты правильно сказала, — хмыкнул Марк. Сел рядом с ней, немного помолчал, а потом, неожиданно повернувшись к Ксении, заговорил, как будто продолжая давно начатый спор: — Только ты думаешь, я зря тебя таскал с одного конца мира в другой? Думаешь, зря мы с тобой шли именно в те, а не в другие города и останавливались там всего на день? Думаешь, зря я тебя не отпускал к этим Ведунам? Думаешь, все, что мы здесь делаем, мне от балды в голову приходит?
Ксюша изумленно и испуганно следила за ним расширившимися глазами. Марк замолчал, долго смотрел на нее, потом отвернулся и откинулся спиной на ствол дерева. Некоторое время они молчали.
— У меня такое ощущение, что ты знаешь гораздо больше меня, Марк, — наконец сказала Ксения. — Может, ты хотя бы немножко посвятишь меня в свои тайны, чтобы я поняла, о чем ты тут говорил?
— Посвящу, — кивнул Марк. — Обязательно посвящу. Но не сейчас.
— Почему? — подняла брови Ксения.
— Еще не время, — отрезал Марк. Поколебался и добавил: — Скажу только, что мы с тобой были не правы, думая, что Страж Врат и Хранитель миров один. Их много, Ксюш. Так же, как и их врагов.
Ксения поежилась под плащом. Она знала, что если Марк чего-то не договаривает, значит, так нужно. Но ей решительно не нравилось, что Марк скрывает от нее что-то, касающееся ее непосредственно, и, к тому же, даже не называет времени, когда он наконец ей все расскажет. Вообще за все время их дружбы Марк почему-то решил, что держать что-то от нее в секрете — признак хорошего тона. Можно сказать, что он даже взял себе это за правило. Обычно Ксения реагировала на это спокойно, но сейчас это вывело ее из себя.
— Ну, знаешь что, дорогой мой! — воскликнула она, садясь и сбрасывая его плащ. Марк с удивлением следил за ней. — Мне надоело, что ты от меня постоянно что-то скрываешь! Мы с тобой давно знакомы и ты прекрасно знаешь, что я этого терпеть не могу! А поскольку в данном конкретном случае дело касается меня, то я очень тебя попрошу предоставить мне хотя бы часть известной тебе информации!
Когда Ксения сердилась, она начинала говорить длинными официальными фразами, сама того не замечая. Марк это знал.
— Ксюша, это военная тайна, — на полном серьезе проговорил он.
— Какая к черту военная! — возмутилась неуместной шуткой Ксения. — Разве сейчас война?
— Да, Ксюш, — кивнул Марк. — Война.
Ксения застыла с раскрытым ртом от изумления, не зная, что на это сказать. Марк долго смотрел на нее, видимо, жалея, что проговорился, но понимая, что обратного хода теперь нет. Нужно было говорить все до конца.
