Хранитель времени - страница 30

Когда Тыркин привез его домой, уже был вечер.

Иван Капитонович открыл дверь своим ключом и тотчас же услышал обычный разноголосый шум, идущий из столовой.

Все семейство собралось к ужину. Ему был виден с порога длинный стол, плотно обставленный стульями, и множество голов: за столом ужинало, наверное, человек пятнадцать.

Справа темнели вихрастые упрямые мальчишеские затылки; слева блестели седые, тщательно причесанные головы старух: то были тетя Соня и Анна Ивановна, их старые подруги и подруги их подруг; а с другой стороны стола галдели близнецы, Андрюшка, Андрюшкин друг Сашка и их товарищи. Между старухами затесались два молодых инженера, недавно приехавших из Свердловска, и московский режиссер, снимающий фильм о строительстве.

Оленьки не было: она хлопотала на кухне, чтобы накормить всю ораву.

Она уставала от бесчисленного количества людей, ежедневно наводнявших дом, от того, что всех их надо было накормить и напоить и поговорить с каждым, — уставала так, что к вечеру валилась с ног, но жить без людей не могла. И Иван Капитонович тоже уставал от того, что двери в доме не закрывались — целый день кто-то входил и выходил, за столом собиралось столько народа, что не хватало стульев, а если шли соревнования по хоккею, то к телевизору было невозможно протиснуться.

Конечно, все это могло изрядно утомлять после рабочего дня. Но он привык, что в доме полно людей, привык к тому, что вокруг всегда шумно, радушно и весело, и так же, как Оленька, жить без этого не мог. А когда думал о своих ребятах, то представлял, что и у ребят, когда они станут взрослыми, будет, наверное, такой же дом.

Поздоровавшись, Иван Капитонович сел за стол.

На секунду наступила тишина, потом беседа зажурчала снова, и режиссер принялся рассказывать последний московский анекдот. Старушки раскраснелись от смеха и вытирали слезы маленькими детскими платочками. Только молодые приезжие инженеры маялись и застенчиво молчали: смущались, что поддались уговорам Оленьки и вдруг остались в доме начальника ужинать. Но наконец стали смеяться и они.

Вошла Оленька с большим блюдом в руках.

— Ну? Какой сегодня был день? — негромко спросила она, садясь возле мужа и кладя ему на тарелку горячие голубцы.

Ивану Капитоновичу страшно хотелось рассказать про старика Быкова, и он даже отложил вилку в сторону, но тут же остановился.

Все слова казались ему плоскими, неточными, ни одно из них не могло передать живой прелести той будничной и вместе с тем возвышенной и удивительной картины, которой он был свидетелем, наблюдая, как работал сердитый, сварливый старичок в нескладном картузе. И уж совсем Иван Капитонович не мог рассказать, что испытывал в те минуты он сам.

Но память об этих минутах по-прежнему жила и дышала в его душе, как еле слышный, бесконечно милый ему отзвук.

— День как день, — только и сказал он и стал есть голубцы.

Старшую горничную на втором этаже звали тетя Поля.

Это была полная пожилая женщина с большими ногами в мужских полуботинках. Уборщицы боялись ее как огня. Чистота была страстью тети Поли, она была обуреваема этой страстью с силой, поразительной даже для деревни Радьки, откуда тетя Поля была родом. Было хорошо известно, что радьковские хозяйки — завзятые чистухи и ежедневно, приготовив обед, заново белят печку. Но тетя Поля, когда жила в Радьках, белила ежедневно не только печку, но и стены хаты. До таких вершин радьковские хозяйки добраться уже были не в силах.

Из Радьков тетя Поля уехала двадцать с лишним лет назад, но боевой дух был в ней неукротим по-прежнему. В этой маленькой тихой гостинице она быстро завела свой порядок.

Каждое утро молодые уборщицы под ее началом драили коридор и номера, как матросы палубу. Они терли стекла, пока те не начинали излучать сияние. Но тут к окошку подходила тетя Поля. Она делала несколько неуловимых кругообразных движений тряпкой, и стекло становилось невесомым, как солнечный луч. Отступив на несколько шагов, тетя Поля критически осматривала свою работу, прищурив глаз, подобно художнику, сделавшему последние мазки картины.

Эта гостиница была выстроена для колхозников, приезжающих в Москву, на Сельскохозяйственную выставку. На этаже у тети Поли обычно поселялись доярки. Они приезжали весною, привозя колхозных коров-рекордисток, и уезжали поздней осенью, когда выставка закрывалась.