Наконец дуб доставили на вершину холма, но понадобилась целая вечность, чтобы довезти его до места посадки. Толпа зрителей, измученных ожиданием, постепенно редела, пока на холме не осталась группа всего лишь из нескольких человек, включая Уиллу. Она попросту не могла сейчас уйти.
Удивительное зрелище буквально заворожило ее. Это напоминало схватку исполинского зверя с человеком. Когда корни, окутанные мешковиной, были опущены в яму с помощью машины, люди схватили веревки, опутывающие гигантские ветви. Люди закричали — и зверь застонал в ответ, пытаясь вырваться из их цепких рук. Люди двигались синхронно, перебегая то на одну сторону, то на другую. Они знали этого зверя. Знали все его повадки. Им было хорошо известно, как его приручить.
И вот наконец все закончилось — зверь был усмирен и посажен в клетку.
Блистательная победа человека.
Колин, раскрасневшийся, в насквозь мокрой от пота рубашке, обвел глазами собравшихся, словно кого-то высматривая. Встретившись взглядом с Уиллой, он улыбнулся, и — вот оно! Желание — непреодолимое, первобытное желание, проснувшееся в ней вчера вечером, — снова накрыло ее с головой. Она инстинктивно подалась назад.
Выходит, Колин был прав, настаивая на том, чтобы она пришла: он действительно знает Уиллу лучше нее самой.
Ошеломленная, девушка развернулась и начала спускаться по склону.
Весь оставшийся день она была как на иголках: на работе вздрагивала каждый раз, как звенел дверной колокольчик, а дома ей казалось, что в дверь вот-вот постучат. Кожа горела, словно обожженная солнцем, и даже душ не помог избавиться от этого странного ощущения.
Телефонный звонок застал ее, когда она выходила из ванной. Уилла бегом бросилась в спальню, где лежал мобильник.
— Алло.
— По-моему, все получилось, — услышала она в трубке тихий голос Колина.
Вот чего она с таким нетерпением ждала.
— Вполне, — ответила Уилла. (В горле вдруг пересохло.) — Похоже, твоя работа закончена.
— В субботу возьми выходной — проведем его вместе.
В конце концов Колин здесь всего на месяц. Потом он уедет, и ей не составит никакого труда выкинуть его из головы. Всего месяц — а после она вернется к нормальной жизни.
И Уилла приняла его предложение.
За ужином отец не выпускал из рук смартфон, который заменил ему извечную газету, а мать вдохновенно щебетала о том, какой прекрасный репортаж сняли про посадку дерева — теперь-то про переполох, вызванный находкой скелета, точно позабудут.
— Я очень рада, что эти неприятности позади, — сказала София. — Всем нам порядком досталось. Пэкстон, нужно устроить экстренное заседание и объявить, что проблема с «Хозяйкой» решена. А то, я слышала, кое-кто из членов клуба всерьез собирается праздновать юбилей в другом месте.
И это учитывая, что приглашения уже разосланы!
— Да, — согласилась Пэкстон, — я тоже слышала.
И тут же пожалела о своих словах.
— Что? И почему я узнаю об этом от Шейн Истон, а не от тебя?
Двадцать пять лет назад София и сама была президентом Женского общественного клуба. Покинув свой пост, она по-прежнему старалась влиять на принимаемые решения — теперь уже через Пэкстон, не давая той ни минуты покоя. Со временем она угомонилась, перестав выпытывать у дочери подробности каждого собрания, и Пэкстон вздохнула свободнее. Однако это не значило, что мать согласна пребывать в полном неведении.
Колин громко кашлянул.
— Я бы хотел сделать заявление, — произнес он. — Просьба ко всем сидящим за этим столом: не нужно искать мне спутницу для приема. Понимаю, что соблазн велик, однако — не стоит.
— Но как же так, Колин? А я-то подумывала о Пенелопе Мэйфилд, она такая славная! — встрепенулась София, тут же забыв о разговоре с дочерью.
— Ха! — Держа на весу бокал с вином, Колин выставил в направлении матери указательный палец. — Я так и знал, что у тебя уже есть план. Ну уж нет. Я отказываюсь от общества славной Пенелопы.
— Никакого сладу с тобой, — снисходительно заметила мать.
Молодой человек подмигнул сестре: не благодари.
Сразу после ужина Колин ускользнул во дворик. Он делал так всю неделю, но сегодня Пэкстон последовала за ним.
