Собравшиеся у подножия скалы старейшины слушали голоса ветров, которые над Фьючероном дули во всех направлениях.
Ветры переговаривались, шептались и пели о том, что видели во вселенной. Мешанина из звона, гула, свиста...
И в этой какофонии хрангел должен был расслышать голос– смутный шепот, открывающий то, ради чего приходят сюда готовые умереть. Космический Разум, вибрация Земли, пульсация Солнца вплетается в этот голос, и чем сильнее хрангел, тем больше он услышит на площадке Фьючерона. Сенсор в себе не сомневался... Он обнялся с каждым из старейшин, а Готту ласково поцеловал в лоб. Для него она все равно была девчонкой.
Взмахнув крыльями, Сенсор оказался на площадке. Чтобы поймать голос, нужно было отключить все мысли, чувства, превратиться в струну, сияющий луч, натянутый нерв и внимать. Он запрокинул голову и закрыл глаза. Он перестал быть хрангелом, он перестал быть Сенсором, он превратился в слух. И постепенно, из этого вихря завываний, раскатистого хохота, шелеста, рокота, гула голоспошел к нему. Сначала едва слышный, слабый, тихий, а потом – все более сильный, более четкий! Сенсор замер, остановил сердце, перестал дышать, чтобы только слышать, слышать, слышать!
Хрангелы, подняв головы, напряженно вглядывались в темноту, пытаясь хоть что-нибудь разглядеть. Напрасно. Фьючерон свои тайны не выдавал.
– Он... слышит? – тихонько спросила Готта.
Огманд пожал плечами:
– Никогда нельзя знать наверняка.
И в эту самую секунду из-за горизонта вскочило солнце. Только здесь оно всходило вот так внезапно, – как выстрел. После кромешной тьмы внезапный солнечный свет казался переходом в другой мир, в другую жизнь. И в этот живой свет, яркое утро вернулся Сенсор. Его крылья безжизненно висели, дыхание было прерывистым и хриплым.
Марвей и Огманд подхватили его и бережно усадили на землю. Чувствуя, что силы уходят, Сенсор заговорил:
– Голоссказал совсем немного, а может, я не все услышал, – у Сенсора перехватило дыхание.
С каждой секундой жизнь его уходила. И, боясь не успеть, он стал говорить гораздо быстрее.
Темноны научились воздействовать на детский мозг (как именно, услышать нельзя – они умеют глушить информацию). Это воздействие развивает самые худшие черты характера, разрушающие личность и губительные для всего человечества.
На взрослых оно почему-то не действует. Но и среди детей есть единицы, нечувствительные к нему.
Сенсор перевел дух и заговорил чуть громче:
– Один из этих детей способен найти противодействие. Темноны посылали на Фьючерон своего мага, и теперь тоже знают об этом.
Силы Сенсора угасали, но он продолжал:
– Сейчас они пытаются найти этого ребенка и уничтожить. А мы... а вы, – слабо улыбнулся Сенсор, – должны найти его раньше. И если найдете, у человечества есть шанс остаться на стороне доб...
Сенсор умолк на полуслове. Вот только что он был здесь, был с ними, еще секунду назад звучал его голос – и все. Он исчез, как исчезает солнечный свет, когда на солнце набегает туча. Готта осторожно потрогала еще примятую траву. Теплая...
Генимыслей обвел взглядом старейшин:
– Времени терять нельзя. Смерть Сенсора не может быть напрасной. Мы должны первыми найти этого ребенка. Найти и уберечь. И мы сделаем это...
Солнце поднималось все выше, заливая долину веселым искрящимся светом. Неужели на этот цветущий мир надвигается страшная беда?..
Секретная информация
Старейшины уже знали о грядущей беде и искали способы с ней бороться, а хрангелы пока занимались своими делами, кто – простыми, а кто – и не очень. Красинде, например, было ох как не просто расшифровать свою «стенограмму». Несмотря на строгую секретность, она решила привлечь к этому делу Мудрицу, взяв с нее страшную клятву: ничего, никому, ни при каких обстоятельствах! Мудрица поклялась, конечно. Хотя это было лишним – она вообще никогда ничьих секретов не выдавала, а тут – тем более.
И две головы склонились над зарисовками лже-стенографистки. Первые страницы продвигались вполне успешно – у Красинды
отличная память. Она быстро вспоминала, о чем шла речь, а Мудрица записывала под ее диктовку. Вдруг Красинда умолкла. Через минуту открыла и тут же закрыла рот... И продолжала молчать, внимательно рассматривая свои рисунки.