— Думаю, всем ясно, что назад дороги нам нет, — тяжело произнес Орех. – К сожалению, за это понимание мы заплатили жизнью Скальника. Но его невольный подвиг никогда не будет забыт нами.
Он посмотрел сначала на Дрозда, потом перевел взгляд на Светляка, но те и ухом не повели.
— Более нам не по пути со световерами, а долина наша не так уж и велика, рано или поздно мы столкнемся. Посему я спрашиваю тебя, Светляк, на чьей ты стороне?
Змеерез едва только рот успел открыть, как Орех быстро добавил:
— Учти, пока еще ты еще можешь попросту развернуться и уйти, возможно, если ты покаешься, Ведун примет тебя обратно. Потому как изменив свое решение когда‑нибудь после, будешь считаться предателем, и тогда на легкую смерть не рассчитывай.
Светляк встал, огляделся. Он не искал поддержки, но скорее оценивал обстановку.
— Воевода Орех, и вы, собравшиеся здесь, — начал он. – Я истово верую в Свет, но не в Ведуна, и когда я помогал вам бежать, то хорошо понимал необратимость этого моего шага. Я клянусь вам Светом и своей верой в него, что никогда не предам вас.
— Верим, — отмахнулся Орех, прерывая едва начавшуюся речь паладина. – Не утомляй меня велеречивостью в стиле Ведуна.
Змеерез коротко кивнул и сел.
— Нас, тех, кто ушел из Строго Дома тут и двух десятков не наберется. Еще две дюжины дикарей, половина из которых – все еще неуправляемые полузвери.
— Над этим я усиленно работаю, Орех, — вставил Домовой.
Орех кивнул.
— В то время как в Старом Доме не меньше сотни человек набралось, да еще пленные. Силы категорически неравны. До поры будем скрываться. На юг дорога нам заказана, к обрыву тоже, но север и запад долины почитай нашими будут – сюда редко кто ходил, кроме меня, да тех охотников, которых уже и в живых‑то нет. Пройдет время, мы окрепнем, скопим силы и тогда уже сможем тягаться с храмовниками на равных.
— Орех, — Сукоруб поднял руку. – Надо ли тягаться? Ну их в пропасть, с их Светом и прочим. Долина большая, авось не встретимся.
— Когда еще только решался вопрос с войной против дикарей, я говорил: не ужиться двум противоположностям, рано или поздно ода из сторон захочет взять верх. Ведун и его ближние и так показали нам свои враждебные намерения, они не будут мириться с нашим существованием.
— Мы тоже не будем, — вставил Дрозд.
— Перво–наперво же мы должны наладить жизнь здесь. Будем делать все как обычно: собирать мерцала, искать новичков и возделывать землю. Но при этом нужно держать ухо востро, встречаться с людьми Света – нам совершенно ни к чему.
Змеерез поднял руку, прося слова. Орех жестом разрешил ему говорить.
— Воевода Орех, ты сказал про возделывание земли, да я и сам видел вспаханные грядки, для чего это нужно?
— Мы будем сами выращивать еду, хотя бы часть того, что нам требуется.
— Выращивать еду? – удивился Змеерез. – Но зачем?
— Это на всякий случай, вдруг мерцала нельзя менять будет, — несколько устало пояснил Орех.
— Разве такое может быть? Прямо не верится.
— Скажи, месяц назад ты мог подумать о том, что сбежишь из Старого Дома с теми, кто не очень‑то почитает Светоносца и будешь считать Ведуна еретиком и отступником?
— Ты прав, все возможно, — быстро согласился бывший паладин.
Орех криво усмехнулся, никогда еще ему не удавалось так быстро убедить кого‑либо в необходимости огородов.
— Есть возражения?
Сонный кашлянул.
— Возражений нет, но есть некоторые соображения. Спросите у Светляка–Змеереза, куда уходит большинство мерцал, которые приносят охотники?
Все поглядели на паладина.
— Вы сами видели, — потупившись сказал Змеерез, — там, на площади, он породнил мерцало. Это далеко не первый раз, я сам принес ему штук пять, пока не сообразил, что на смену он отдает даже не каждое десятое мерцало, остальные он поглощает.
Паладин передернул плечами, словно от омерзения.
— Но как же? – воскликнул Зодчий. – Ведь Отец говорил, что ни в коем случае нельзя допустить, чтобы мерцало породнилось с человеком. Зачем Ведун это делает?
— Ведун говорил нам с братьями, что мерцала – это дары Светоносца. Что сливаясь с ними, он становится ближе к Свету.
— Он хочет набраться их силы, — вставил Домовой.
