По дороге к лестнице она заглянула в гостиную и неожиданно застыла на месте. Посреди гостиной, словно специально выставив себя на всеобщее обозрение, сидел Уэбб Маккуиллан, скрестив ноги и вытянув их на изящном красном бархатном диване. Одет он был только в ночную рубаху и ботинки; его пятки упирались в подлокотник дивана. Он курил тонкую сигару и небрежно просматривал «Галвестон дейли ньюс», в то время как пальцы Престона Андервуда зарылись в густые черные волосы капитана.
Сахарная Энн вошла в комнату и откашлялась.
Интересно, почему у профессора Андервуда такое блаженное лицо?
— Умоляю, скажите мне, что здесь происходит?
Мельком взглянув в ее сторону, капитан перекинул сигару в уголок рта, сощурил левый глаз и устремил взгляд на газетную страницу.
— Я читаю статью о труде рабочих на причале, а профессор исследует шишки у меня на голове. Я бы ничуть не удивился, если бы обманутые люди устроили забастовку.
— Не могу поверить! Вы сидите в гостиной в таком виде, раздетый, ботинки на диване. У вас нет ни скромности, ни манер, сэр!
Уэбб хмуро посмотрел на нее.
— Действительно нет, особенно когда меня лишили штанов. Никто в доме не хочет признаваться, где они, а Дональд отказывается дать мне свои или пойти к «Коэну и Шраму» и купить новые. Я предложил заплатить ему вдвое за те, что магазин рекламирует на третьей странице этой газеты, но он не захотел. Даже Вилли отказался. Я позаимствовал бы какие-нибудь у профессора, но они мне не годятся.
Профессор захихикал. Джентльмен средних лет с редкими, рыжеватыми с проседью волосами и усами столь же тонкими, как бровь младенца, едва ли был выше Сахарной Энн.
— Послушайте. — Сахарная Энн кивнула, приветствуя френолога, который проводил основное время в тюрьме, ощупывая голову какого-нибудь заключенного, или скрывался в своей комнате в мансарде. — Нашли что-нибудь интересное?
— О да, нашел. До некоторой степени отличается по расположению и числу бугорков и извилин по сравнению с образцами, на которых я учился. Сильный высоконравственный характер, трезвый, преданный. Человек чести. Интеллектуальный, — добавил он, передвинув пальцы на черепе капитана спереди назад, — смелый, энергичный. Превосходная деловая проницательность, превосходная. И такую эротичность я обнаружил, скажу вам! Почему…
Андервуд отдернул руку от основания черепа Уэбба, словно обжегся, и отвернулся от Сахарной Энн.
— Такую эротичность? Я не знакома с подобным термином, особенно если дело касается френологии.
— Ну да! — Андервуд явно был взволнован.
Уэбб скосил глаза и оглянулся через плечо.
— Валяйте, профессор, у меня толстая кожа. Я считаю, что худшее уже сказано.
— Я сказал бы, что у вас очень хорошо… — Маленький человечек на секунду повернулся к Сахарной Энн, потом наклонился вперед и сказал Уэббу вполголоса: — У вас очень страстная натура. Вы зрелый и сильный, как бык. — Слова, которые он прошептал, казалось, на миг повисли в воздухе, а потом отразились от стен.
Уэбб Маккуиллан закинул голову и расхохотался:
— Чертовски верно!
Щеки Сахарной Энн вспыхнули, а сердце сильно забилось.
— Извините меня, господа, я вас оставлю. — Смущенная неожиданными и чрезвычайно земными деталями зрелого тела Уэбба Маккуиллана, она повернулась, собираясь убежать.
— Погодите, миссис Спайсер. Вы не забыли кое-что? Где мои штаны?
Проклятие, да она просто прекрасная женщина! Наблюдая за движениями Сахарной Энн, когда она в смущении поспешила из комнаты, Уэбб мог удостовериться в справедливости некоторой ерунды, сказанной профессором насчет шишек на голове. В эту самую минуту он чувствовал себя, как бык в загоне с полудюжиной коров, — все в нем возбудилось и приготовилось исполнить желанное, но он не знал, как начать.
Уэбб все еще до конца не понимал, что именно в этой рыжеволосой повергало его в подобное состояние, но она, безусловно, заводила его: слишком властная и более упрямая, чем мул на клеверном поле, колючая, и, черт побери, ее подозревают в воровстве. Уэбб постоянно напоминал себе о том, что Сахарная Энн — воровка, тупая лгунья и при этом его билет в собственное процветание.
