Густая тень в дальнем конце анфилады сгустилась в пятно аспидно-черной тьмы, и навстречу Карлу легко и бесшумно скользнул огромный зверь.
Ты уходишь, — сказали узкие вертикально расположенные зрачки адата. — Зачем?
Так надо, — ответил Карл. И это была правда.
«Так надо… Так…»
Она будет горевать, — желтые глаза охотника смотрели ему прямо в глаза.
Будет, — согласился Карл. — Но если она пойдет со мной, то горе, возможно, ее убьет.
Смерть, — кивнул адат. — Мы все когда-нибудь умрем.
Я хочу, чтобы она жила.
Я не смогу этого скрыть, — в глазах адата растекалась тоска. — Она мой человек, а я ее зверь.
Ты не зверь, — возразил Карл. — И ты должен сделать так, чтобы она жила. Если ее не защитишь ты, то кто?
Иди, друг, — глаза адата засветились неожиданно вспыхнувшим в них темным огнем. — Иди, боец. Я сделаю так, как ты хочешь.
Мгновение, и его не стало.
«Прощай».
Карл миновал анфиладу, спустился по винтовой лестнице, и, пройдя мимо двух постов стражи, вышел к крытой галерее, ведущей к малым дворцовым конюшням. Здесь его ждали Август и Виктория.
— Твой конь оседлан, Карл. — Сказал Август.
— Спасибо, Август.
— Не за что, — пожал плечами человек, которого отныне будут называть графом Ругером. — Это такая малость, Карл… Ты же знаешь…
— Я знаю, Август, — Не смотря ни на что, Карл был рад встретить его на последней дороге. — И я благодарен судьбе, что она дала мне такого внука. Прощай!
— Прощай, Карл, — ответил Август и склонил голову в поклоне.
— Прощай, — сказала Виктория. — И не думай ни о чем. Мы будем с Деборой столько, сколько нужно. Если понадобится, всегда.
— Спасибо, — поклонился ей Карл. — Прощай.
Он прошел галерею насквозь, отворил дверь, ведущую в маленький внутренний дворик, где уже явственно пахло конюшней, и увидел еще двоих, вышедших проводить его в последнюю дорогу.
— Мне придется совершить какой-нибудь невероятный подвиг, — с мрачной усмешкой сказал Конрад, делая шаг навстречу Карлу. — Иначе Валерия никогда меня не простит.
— Ты победишь нойонов и восстановишь империю. Я думаю, этого будет достаточно.
— Предпочел бы, чтобы это сделал ты, но… Прощай Карл! И до встречи в Хрустальных Чертогах.
— Прощай, Конрад. Мне хорошо было быть твоим другом.
— Прощайте, господин мой Карл, — сказал, подходя к ним, Строитель Март. — Но хотел бы напомнить, пока Хозяйка Пределов не поцеловала вас в лоб, смерти нет.
— Я запомню ваши слова, Строитель.
Карл поклонился и пошел прочь.
Солнце уже вставало над лесами Заречья, когда Карл покинул Гароссу.
«Прощай», — сказал он высокому небу, в котором фиолетовый, чуть смазанный киноварью цвет уходящей ночи уже размывался голубыми оттенками наступающего утра.
Я пришел, — сказал он, выходя из Зеркала Дня в серебристое мерцание зала Врат, бережно хранившего мгновение его ухода.
Здесь ничего не изменилось, и по-прежнему горел и не сгорал отброшенный Карлом за ненадобностью факел. Давным-давно. Секунду назад.
Карл медленно вернулся к дверям, через которые однажды вошел в зал Врат, постоял мгновение, глядя на две женские фигуры — белую и черную — и ощущая совершенно не знакомое ему чувство одиночества, и, наконец, спустившись по короткой лестнице, вступил на черную тропу.
Я иду, — сказал он, делая первый шаг.
Мерцающий воздух Мотты вздрогнул, и Карлу снова на мгновение показалось, что мир вокруг него сдвинулся и медленно, но в то же время мгновенно, повернулся, как проворачивается вокруг своей оси огромный мельничный жернов. Мгновение, и все прекратилось, но Белая и Черная дамы уже разошлись и стояли теперь по обе стороны «тропы», открывая взору Карла, начавший слабо светиться зеленый монолит Врат. Свет шел как будто изнутри камня — если, конечно, это был камень — постепенно набирая силу, по мере того, как Карл шаг за шагом приближался к концу тропы.
Страха не было. Он так и не смог коснуться бестрепетного сердца Карла. Но зато на этом коротком пути к Вратам, Карл сполна испытал чувство одиночества, прокравшееся в его душу, едва он вернулся сюда через Зеркало Дня. Чувство это было для него новым, и оказалось по-настоящему мучительным. Теперь, как никогда в своей долгой жизни, он понял, что это такое, остаться одному.