Диспут длился с полудня до полудня и завершился самым естественным образом, когда истощившиеся физически диспутанты просто не могли уже продолжать его далее, но истина, которая, по уверениям мудрецов, должна была родиться в споре, так им и не открылась. Возможно, ответа на вопрос Иннокентия Мальца не существовало вовсе.
«Вероятно, — подумал тогда Карл. — Существуют вопросы, ответы на которые, следует искать не разумом, а душой. Что говорит сердце, то и есть истина».
Эта давняя история вспомнилась теперь Карлу неспроста. Стефания задала вопрос, который и сам он не раз и не два задавал себе за прошедшие четыре месяца. Зачем? Для чего он теперь идет к Воротам Саграмон, и должен ли он вообще туда идти? Много вопросов. Однако, на самом деле, всего один, зато из тех, ответить на которые разум бессилен. Существует ли для него, Карла Ругера, свобода воли?
В тот момент, когда он усомнился в справедливости утверждения, что его судьба — дорога, что в свою очередь, всегда предполагало, что лишь Хозяйка Судьба направляет его по бесконечным тропам ойкумены, Карл оказался один на один с какой-то иной, неведомой ему силой, которую заподозрил — и не без причин — в некоем не известном ему еще умысле. Ирония, однако, заключалась в том, что, бросив — вольно или нет — Кости Судьбы, и обретя, благодаря этому, казалось бы, абсолютную свободу, Карл обнаружил себя идущим по неверной земле, где всюду, куда он мог бы захотеть поставить ногу, могли оказаться зыбь или топь. В результате, он нашел себя в ситуации полной неопределенности. Разум не в силах был определить, что верно, а что нет. Где заканчивается случай и начинается план? Где собственная воля Карла торит путь к цели, которую выбрал себе он сам, и когда его, Карла, ведет вперед невидимый кукловод, продвигая, как шахматную фигуру, к собственной, этого тайного врага или, напротив, доброжелателя, цели? Но там, где оказался бессилен разум, Карл решил, как и в прошлом, довериться своему художественному чувству. И решение созрело само собой, как зреют сыры в чанах или вино в бочках, и интуиция приняла его без возражений. Карл решил не спрашивать себя, зачем он идет к Воротам Саграмон, но тем не менее пойти туда и посмотреть, что из этого выйдет. В тоже время, он положил не спешить с путешествием, предоставив случаю и стечению обстоятельств определить, когда ему следует отправиться в дорогу. И еще, он понял, что пойдет один, а почему так, и зачем, он спрашивать свое сердце не стал.
— Зачем? — спросила Стефания.
— Пока не знаю, — искренно ответил Карл. — Видишь ли, у меня было что-то вроде видения или предсказания. Что-то, связанное с Воротами Саграмон. Я был там однажды, но не припомню, чтобы дорога на перевал была отмечена чем-то особенным, таинственным, или необычным. Не знаю, есть ли там хоть что-нибудь, ради чего стоило предпринимать это путешествие. Впрочем, я плохо знаю эти места. Возможно, что там все-таки что-то есть. Или там меня ожидает встреча с кем-то, о ком я еще не знаю или о ком успел позабыть? Все возможно.
Кажется, Стефанию заинтересовали его слова. Она задумалась, будто пытаясь что-то вспомнить, и Карл ее не торопил. Кто знает, не откроется ли ему сейчас еще что-то из того, о чем он никогда даже не слышал, как случилось это несколькими часами ранее в разговоре с Гавриелем?
— Геррид, — вдруг сказала Стефания. — Ульмо Геррид, отец Августа Герра — родоначальника нашей семьи, жил где-то там. Возможно, в долине Пенистой, или выше, на Волчьем плато, или еще выше, на Ступенях. Я точно не знаю, но в нашей Домашней книге это должно быть записано.
«Вот только книга та осталась во Флоре… Впрочем, Кершгерид, Герст, Геррид… К чему бы такое сходство? Или это опять случайное совпадение?»
— Домашняя книга? — переспросил Карл.
— Да, — кивнула Стефания. — Спроси Ахилла, он тебе не откажет.
— Ахилл погиб на охоте четыре года назад, — сказал Карл.
— Женат он, естественно, не был, — она задумчиво сдвинула брови. — Или все-таки?
— Нет, — покачал головой Карл. — Он не женился, и не озаботился даже тем, чтобы усыновить кого-нибудь из своих «друзей».
