Впервые я набралась смелости и заговорила об этом. Хотя, конечно же, постаралась скрыть, что для такого вопроса мне понадобилось собрать все свое мужество.
Отец кратко бросил:
— Очень редко.
— Разве она была так бессовестна, как Анджела?
Принц сказал, сжимая набалдашник трости:
— Я не хотел говорить плохо о вашей матери, Сюзанна, но, раз уж вы проявили смелость и спросили, то я скажу: она была во сто крат более бессовестна, чем Анджела Раньери, и я стараюсь не вспоминать о ней никогда.
Лицо его было бесстрастно, но левое веко чуть дернулось, как от нервного тика. Я пожала плечами. Следующий мой вопрос о том, любил ли он ее, стал бессмысленным после такого ответа. Кроме того, я не хотела слушать такую правду о своей матери даже от отца — именно такую правду. Никто не имел права осуждать ее. Тем более он, от рождения поставленный в условия несравненно более легкие и благоприятные, чем она. Она была моя мать, и этим сказано все.
Я дала себе слово, что больше к этой теме никогда не вернусь.
Я ждала возвращения Жана из коллежа хотя бы к концу июля, но по мере того как приближался этот срок, становилось ясно, что Жан так быстро не справится. Латынь, географию, математику и античную историю он сдал превосходно, но казалось весьма и весьма сомнительным, сдаст ли он остальные предметы, и, наконец, не вызывало сомнений то, что риторику и языки ему уж точно не осилить. А все это вместе тянулось так долго, что Жан уехал из Донфронского коллежа только в конце июля.
Я никогда в жизни не видела большей радости на лице своего сына, чем в тот миг, когда он увидел деда.
Описать эту встречу словами почти невозможно. Жан был потрясен, ошеломлен, он почти лишился дара речи от неожиданности. Его рука так сжала мою ладонь, что я почувствовала боль. Полным растерянности и нерешительности взглядом он словно спрашивал меня: что же мне делать?
— Надо поздороваться, — прошептала я одними губами.
Он открыл рот, но не мог произнести ни звука. Я видела, как он оробел, как он был смущен, как побледнел под взглядом принца. Мне стало даже жаль сына; я легонько подтолкнула его в спину и прошептала:
— Смелее, мой мальчик! Здесь нечего бояться. Ты же мужчина. А это твой дед, и он любит тебя больше всех на свете.
Принц помог мне, решительно сказав:
— Ну же, милостивый государь! Неужели мне не дождаться от вас ни одного слова?!
Потом тяжело опираясь на трость он склонился к мальчику:
— Вы помните, Жан, при нашей последней встрече я дал вам крест, реликвию нашего рода, которую носил еще Жорж де ла Тремуйль? Мне бы хотелось видеть, как вы ее сохранили.
Жан высвободил ладонь из моей руки, дрожащими пальцами расстегнул ворот рубашки и пробормотал, доставая крест:
— Смотрите, сударь! Он здесь. Я все сделал так, как надо, верно?
— Верно, — серьезно подтвердил принц.
Залившись краской, Жан взволнованно пробормотал:
— А еще у меня есть сабля… сабля короля Станислава Лещинского. Ее может носить только Бурбон. И кольцо от графа д’Артуа, моего отца. Все это он мне подарил, когда мы…
Он не договорил.
Принц протянул ему легкий вышитый платок.
— Вам скоро десять лет, мой мальчик. Вот вам подарок.
— Что это, сударь?
— Это большая драгоценность, Жан. Взгляните: эту лилию вышивала своими руками сама королева, когда была в Тампле.
Жан сначала крепко прижал платок к груди, глазами, полными восхищения, глядя на деда, а потом, видимо, вспомнил, что следует делать в таких случаях: он быстро стал на одно колено и порывисто поднес вышитую лилию к губам, как сделал бы это любой взрослый аристократ.
— Я правильно поступил, сударь? — взволнованно спросил Жан.
— Вы поступили как рыцарь, дитя мое. И я могу теперь гордиться вами. Надеюсь, вы понимаете что вам подарили?
— То, ради чего лучше умереть, чем потерять это, — скороговоркой произнес Жан, и я вспомнила, что эти слова он слышал от Александра.
— Хорошо сказано, Жан. Лучше, пожалуй, и невозможно.
Что-то изменилось в лице моего сына. С громким возгласом он бросился деду на шею, обхватил его руками, обнимая так, словно решил никогда с ним не расставаться.
— Ах, как я люблю вас, сударь! Я все время о вас вспоминал! Я думал, что надо будет защитить маму, когда я вырасту… вы мне теперь подскажете, как это сделать, правда?
