– Толчея, по-моему.
Пингвины – комичные создания, подумала Джульетта. А в этих людях нет абсолютно ничего смешного. Они так или иначе возглавляют страну. А может, они прямо сейчас обсуждают, как будут делить власть, когда придут немцы?
– Папа ужасно правый и яростный германофил, – продолжала Кларисса. – Ты знаешь, нас ведь представили Гитлеру. В тридцать шестом, на Олимпиаде. – («Нас»?) – Так что я, конечно, выгляжу естественно в этой роли. Ты отлично держишься, у тебя совсем не ошарашенный вид. Хочешь курнуть?
Джульетта взяла сигарету из знакомой пачки с золотым гербом.
– Но ведь ты же не… ну, ты понимаешь? Ведь нет же?
– Одна из них? Боже мой, нет, конечно. Разумеется, нет. Не говори глупостей. Но мои сестры, конечно, да. И мама. И бедняжка Пэмми – она боготворит старину Адольфа. Мечтает от него родить. Ой, смотри, вон идет Монти Рэнкин. Мне надо с ним поздороваться. Серьги, кстати, ничего. Надеюсь, ты сможешь их оставить себе.
Кларисса ускользнула, и Джульетта почувствовала себя голой – не только из-за откровенного платья. Она пробиралась через толпу, ловя на ходу обрывки разговоров. «Немцы на Маасе… французы пытаются взрывать мосты… их войска набраны в колониях… нет той преданности… с голландцами покончено… Вильгельмина вот прямо в эту самую минуту плывет сюда…» Они пугающе много знали. Может быть, знали вообще всё.
Джульетта обнаружила, что вышла в соседний зал, – здесь тоже наливали, но, кроме этого, еще стоял накрытый стол. Еда была роскошная, явно не по карточкам.
За этим залом обнаружилась еще одна комната – сюда можно было бы поселить толпы беженцев и эвакуированных, и никто даже не заметил бы. За комнатой оказалась лестница – не роскошная мраморная, что поднималась, лаская взор, из вестибюля, но обычная, для повседневного пользования. Впрочем, и она была покрыта дорогим ковром, то есть не предназначалась для слуг. Джульетта решительно пошла по ней наверх («Всегда ведите себя так, будто находитесь тут по праву», – наставлял Перри) и оказалась, судя по всему, в самом сердце дома. Гостиная, столовая и кабинет – все щедро уставлены шкафами, комодами и стеллажами. Перри велел Джульетте взять с собой фотоаппарат-зажигалку, и сейчас она, тяжелая, лежала в сумочке. («Посмотрите, не попадется ли что-нибудь – документы и всякое такое. Может, даже „Красная книга“. Кто знает?»)
Она вошла в библиотеку. Тома в кожаных переплетах – от стены до стены – и огромный стол, словно из монастырской трапезной, весь заваленный бумагами и документами, причем многие на немецком языке (в них обильно упоминались das Reich и der Führer). Вот оно, подумала Джульетта, вытаскивая фотоаппарат. Но она не успела щелкнуть хотя бы раз – внезапно у нее за спиной раздался низкий бархатный голос:
– Не желаете ли сигарету? Огонек, вижу, у вас есть.
Сердце Джульетты упало так стремительно, что наверняка провалилось через несколько этажей в подвал. Неужели игра закончена? И теперь ее тело выловят из Темзы, как бревно? Или сбросят через люк в угольную яму, в вечную тьму?
Мужество, подумала она и развернулась, оказавшись лицом к лицу с высоким, удивительно некрасивым человеком. В нем было что-то знакомое, но она вспомнила лишь через несколько секунд. Мужчина в пальто с воротником из каракульчи! Конечно, сегодня он без пальто и во фраке, но все равно его можно узнать. Джульетта почувствовала, как кровь отливает от лица. Наверно, так и падают в обморок. В этом нет ничего легкомысленного и романтического, просто кажется, что вот сейчас сердце остановится от страха.
– О, это было бы очень мило с вашей стороны. Я куда-то задевала свой портсигар, – выдавила она.
– Вам нехорошо?
– Очень хорошо, спасибо.
Он вытащил эмалированный портсигар. Похоже, он действительно просто предложил ей закурить.
– Благодарю вас.
Он отобрал у нее зажигалку и нажал колесико. К облегчению Джульетты, из зажигалки возник немигающий язычок пламени.
– Мы, кажется, незнакомы.
– Айрис Картер-Дженкинс, – произнесла она, но он не представился в ответ, а лишь сказал:
– Позвольте проводить вас вниз? Вы, кажется, заблудились.
