— Девчонка, — сказал Гжиба глухо. — Увязалась-таки, а! — Он подтолкнул ее к костру. — Ну, испужалась, глупая? Да ты не дрожи: я же вверх стрелял.
Настя глядела затравленным зверьком, но не плакала.
— Вот видите, не хотела у Пелагеи Семеновны остаться, — взволнованно сказал Миша, — убежала за нами в лес!
— Что с ней делать теперь? — спросил Петр.
Землемер помедлил, подумал.
— Пускай с нами идет. Не бросать же ее в тайге!
На следующий день к вечеру отряд достиг Долгоозерного. Для бивуака была выбрана большая поляна на склоне сошки, в самом центре участка. Это было веселое, сухое и тихое место, высокие деревья защищали поляну от северного ветра, а с южного края ее открывался чудесный вид на сопки и тайгу. Палатку разбили на берегу горячего источника, который разлился, образовав небольшой пруд. Видимо, источник вытекал глубоко из-под земли. В холодные дни над ним поднимался пар.
С утра приступили к отводу участка. За четыре дня обошли его границы, поставили межевые столбы, началась съемка. Первые два дня стояли теплые, на третий ударил мороз. Быстрее начал осыпаться пышный, праздничный наряд тайги. Но зато рабочим не докучали теперь тучи комаров, надоедливая мошкара, алые оводы. Палящий зной не валил с ног, не лишал аппетита — все были здоровы, веселы. Только Гжиба поглядывал на всех так, словно был чем-то недоволен. С особым рвением работал Петр. Ему нравился именно тот участок, который они теперь отводили. Петр решил закрепить его за своей артелью и по вечерам у костра подолгу толковал с землемером, советовался со всеми и составлял письмо домой, в Донбасс, с описанием Долгоозерного.
Настя пыталась помогать Фоме, но тот очень ревниво относился к своим обязанностям кашевара.
— Ладно, ладно, — говорил он, — иди лучше гуляй, без сопливых обойдемся…
Мишу не покидало все это время ощущение нависшей над ними опасности. И как это Гжиба сумел опутать землемера? Почему Владимир Николаевич нанял именно его?
Миша замечал, что землемер несколько раз уже пытался вызвать охотника на откровенный разговор. Но тот отмалчивался. Видно было по поведению Гжибы, что в нем нарастает глухое раздражение.
Поужинав еще до захода солнца и захватив дробовик, землемер отправился на охоту. С ним пошла Настя.
Эта молчаливая, задумчивая девочка сразу как-то привязалась к Кандаурову. Может быть, была благодарна ему за то, что не прогнал из отряда и всегда был ровен, ласков с ней.
Вскоре землемеру удалось убить фазана. Подстреленная птица упала на землю, скользя среди веток и сбивая сухие листья.
Кандауров с удовлетворением взвесил добычу на руке. Начало было удачным. Теперь в нем пробудился охотничий азарт.
Кандауров осторожно шел по тайге, тихой и светлой в этот предвечерний час. Рядом так же бесшумно скользила Настя, посматривая время от времени на землемера внимательным, изучающим взглядом. Путникам встретился замерзший ручеек. Недавние морозы прочно сковали его.
Землемер пошел по прозрачному льду, как по узкой извилистой тропинке.
Ручеек иногда пропадал, прячась под выползшими на землю, растопыренными, как птичья лапа, корневищами дубов. Землемер осторожно обходил их и снова ступал на лед. Подо льдом просвечивали разноцветные камешки. Кандауров долго шел так и, наконец, попал в совершенно незнакомую часть тайги. Ручеек исчез.
— Досадно, — оказал землемер, оборачиваясь к Насте. — Хотел проследить, куда же он впадает. Впрочем, наверно, стекает в ту лощину, — он указал рукой вниз, на дно крутого, густо поросшего кустарником оврага. — Отыскать ручей не так уж трудно. Давай отыщем его, хочешь?
Девочка посмотрела на Кандаурова и ничего не ответила. На лицо ее как будто легла тень.
— Ты что? — спросил землемер. — Устала?
Настя отрицательно покачала головой.
— Или, может быть, не знаешь, что каждая дорога к жилью приводит, а каждый ручеек в речку впадает? — с ласковой настойчивостью расспрашивал девочку Кандауров. — Ты училась в школе?
— Два года, — отрывисто сказала Настя.
— Хочешь, устроим так, что эту зиму ты будешь учиться? — предложил Кандауров. — И не только эту, а много-много зим…
