– Значит, давай показывай, – потребовала Фатима.
Саид снял с плеча коричневый портфель и поставил его на стол. Когда он забрался внутрь, рука Фатимы сжалась на львиноголовом набалдашнике трости. Терпение.
– Погоди. – Гамаль выставил руку. – Покажи деньги.
Фатима сильнее сжала трость. Парень начинал раздражать.
– Так дела не делаются, – заворчал Халид.
– Я их делаю так, дядя. – Его взгляд застыл на Фатиме. – Они при тебе?
Фатима ответила не сразу. Вместо этого она встретила его взгляд – пока часть бравады не поугасла. Только затем она достала из пиджака свернутые в трубку банкноты. Сине-зеленая бумага, скрепленная королевской печатью, заискрилась в глазах парня, и он облизал губы, прежде чем кивнуть. Саид расслабился и достал из портфеля объект. У Фатимы перехватило дыхание.
Он выглядел как бутылка, сделанная из металла вместо стекла, с грушевидным дном, инкрустированным цветочным золотым орнаментом, который поднимался к длинному горлышку. Позеленевшая поверхность напоминала бронзу, но Фатиме казалось, что это медь.
– Старая штуковина, – заметил Саид, водя пальцем по гравировке. – Думаю, где-то периода Аббасидов. То есть не меньше тысячи лет.
Хороший глаз. Значит, за этим нервным взглядом скрывался знаток.
– Мы ее нашли, когда рыбачили. Я думал, она предназначалась для парфюмов, или ее использовали древние алхимики. Но это… – Его рука потянулась к пробке, поверх которой была керамическая печать с вытравленным на ней драконом. – Никогда такого не видел. Может, китайская? Тан? Язык тоже не узнаю. И воск свежий, будто его только вчера заливали…
– Ты ничего не трогал, так ведь? – перебила Фатима.
Резкость ее тона заставила его глаза расшириться.
– Халид Уста сказал, что нельзя. Что нетронутая печать – это часть сделки.
– Рада, что ты послушался. Иначе мы все зря потратили время.
– Айва, – вздохнул Гамаль. – Что я хочу знать, так это что в ней такого особенного? Мы с Саидом много мусора находим. Каждый день, валлахи. Все, что люди выбрасывают в Нил, возвращается снова. Мы продаем это богатеям вроде тебя. Но никто еще не предлагал так много, валлахи. Я слышал, другие вещи…
– Гамаль, – перебил Саид. – Не время опять начинать.
– Я думаю, как раз время, – ответил Гамаль, не сводя глаз с Фатимы. – Моя старенькая сетти[2] любила рассказывать истории о джиннах, которых запирали в бутылках и бросали в море – задолго до того, как аль-Джахиз вернул их в наш мир. Она говорила, что иногда их находили рыбаки, и когда они освобождали джинна, тот исполнял их величайшие желания. Валлахи! Три желания могут сделать тебя королем или самым богатым человеком в мире!
– Я похожа на твою сетти? – спросила Фатима. Но на этот раз бравада паренька не угасала.
– Сделки не будет, – внезапно сказал он. Гамаль схватил бутылку и запихнул ее назад в портфель. В сердце своем Фатима взвыла.
– Йа Аллах! Что ты делаешь? Нам нужны эти деньги! – всполошился Саид.
Гамаль укоризненно поцокал языком.
– А! Валлахи, у тебя только на книги мозгов хватает! Подумай! Если эта бутылка то, что я думаю, – то, чем она ее считает, – мы сами ее можем использовать! Пожелать, чтобы деньги дождем на нас сыпались! Или целую пирамиду в золото превратим!
– Вы двое совершаете ошибку, – предупредил Халид. Его лицо потемнело, как шторм, а белые волосы окружали его гневными облаками. – Соглашайтесь на сделку, и каждый пойдет своим путем. Видит Милосердный, будет неумно…
– Неумно? – хмыкнул Гамаль. – Ты теперь шейх? Хадисы зачитывать будешь? Тебе нас не запугать, старик. Ты очень хотел забрать бутылку, когда мы к тебе пришли. Затем, когда мы отказались, тебе еще больше захотелось договориться о сделке. Вы двое сговорились? Думаете, сможете нас надуть? Лучше поосторожней. Одно желание мы можем потратить на вас, валлахи!
Фатима услышала достаточно. Должна была сообразить, что честным торговцем парень не будет, особенно со всеми этими «валлахи», которые он повсюду разбрасывал. Тем, кто постоянно клянется Богом, доверять нельзя. Вот тебе и простое решение. Она достала из пиджака кусочек серебра и выложила его на стол. Старое министерское удостоверение было пухлой стопкой бумаги с дагеротипом. Они перешли на жетоны в прошлом году – с алхимической фотографией, вплавленной в металл. Не то чтобы засветка прикрытия выступала у нее планом номер один. Но зрелище, как от лица Гамаля отливает наглость, стоило того.
