— Монахини говорили, что
у вас жизнь на две части делится. И та, которая мирская, вы ее специально
забываете. Ну, как грешную, ненужную. Типа, как ящерица, хвост отбрасывает.
Жаль, что ты рассказать не можешь... А монахини мне иконки подарили, денег-то я
с божьих людей не взял, а от специальных иконок для машины не отказался. Но они
у меня в моем КамАЗе, это-то не моя тачка. Это у меня случайный рейс,
азербайджанцу одному надо в магазин его продукты привезти, а водитель, сосед
мой, запил. Тут у него только «Аллах акбар» какой-то висел, но я ему оставил.
Говорю, сам поедешь, хоть на шею себе вешай, а мне не надо. Правильно,
наверное, сделал? Как думаешь?
Инок, вроде, кивнул.
— Религия у них хитрая.
Больше на свод правил похожа. Типа устава в армии. Пока они не в силе,
улыбаются, заискивают, а как только силу набрали, могут и за кинжалы начать
хвататься, права качают. А мы, дураки, душу нараспашку. Это я еще в армии
заприметил. Нам все говорят: дружить со всеми надо. Только вот дружба,
валить-катить, какая-то односторонняя получается. Мы со всеми дружим, а они
думают, как нас получше обобрать и в дураках оставить. Как это слово-то
называется?.. Ах, водить-мутить... Ну это? — Петрович наморщил лоб, гоняясь в
уме за потерянным умным словом: — О! Толерантность. Противное какое-то. Чем-то
на предательство похоже. А наши бабы — дуры... Что смотришь? Как есть дуры!
Курицы тупоголовые. Думают, что восточные мужики — это настоящие, а мы только
водку пить можем и на завалинке сидеть. А те ими и пользуются вовсю. Правы,
конечно, в чем-то бабы. Спивается ныне русский мужик, но ведь и тем они нужны,
как дворняжки, которых, когда добрый — покормить можно, а когда захочешь, пнуть
и со двора прогнать. Всем бабам семейного счастья хочется. Не так разве? А то
как все в монастырь уйдут от такой жизни, весь русский народ переведется.
Молодежь-то нынче какая пошла. Мечтают о теплом месте, о тачке импортной и
загранице... А мы? Мы в космос мечтали полететь, горы сворачивать, новые земли
открывать. Поизмельчал, выходит, человек. Ты вот, небось, в детстве, тоже не в
рясе ходить мечтал?..
* * *
— Папа, я решил
заниматься рукопашным боем. Благословишь?
— Ты считаешь, это тебе
поможет? — отец Петр внимательно посмотрел на сына.
— Я смогу защищаться.
Открылась новая секция.
— Сначала надо научиться
защищаться от себя, от своих страстей.
— Но ты же сам говорил,
что мужчина должен быть воином! Александр Невский, Дмитрий Донской, Александр
Суворов...
— Да, да, — остановил
напор сына отец Петр, — но ведь ты, в первую очередь, хочешь научиться драться,
чтобы уметь дать сдачи.
— Пап, я никогда никого
не бил и бить не собираюсь, но я не хочу, чтобы били меня. Вот если на маму
нападут, как я смогу ее защитить?
Священник задумался.
— Наверное, в этом нет
ничего плохого, — после долгой паузы сказал он, — но я хочу, чтобы ты помнил,
Христос никогда никого не ударил.
— Но разметал лавки
торгующих в храме!
— Это другое. Он защищал
дом Отца Небесного. И при этом, повторяю, никого не ударил. Труднее всего
побеждать любовью.
— А с фашистами тоже
надо было любовью? Думаешь, если бы Красная Армия вышла навстречу им с иконами
и молитвами, они не стали бы бомбить наши города?
— Да нет же, — улыбнулся
отец, — защищать земное Отечество — долг каждого христианина. Но, мне кажется, ты
немножко лукавишь, тебе нужны эти тренировки для осознания собственной силы.
— Ты разрешишь?..
— Это твой свободный
выбор. Просто помни, о чем я тебе сказал. Прежде, чем поднимать руку на
человека, вспоминай, на чей образ ты замахиваешься.
— А тренер сказал, что
пока я буду думать, меня сомнут и раскатают. Думать надо на уровне механики
движений — так сказал тренер.
— Значит, ты уже ходил
на тренировку? Зачем ты тогда просишь благословения? — Отец Петр вздохнул и
поднялся, всем видом показывая, что он в этой беседе уже не нужен.
— Пап, я же просто
посмотреть ходил, прежде чем благословения просить, надо знать, куда идешь. Я
смотрел и все, а потом мы разговаривали.
— Иногда даже сильный
попадает в такие обстоятельства, где его сила бессмысленна. Так смиряет
Господь... — священник задумался, но вдруг оставил назидательный тон: — Ладно,
хорошо, помни, о чем я тебе сказал. И еще: сегодня друзья позвали тебя на
тренировку, завтра — позовут пить вино, послезавтра...
