Капитану почудилось, что он слышит музыку, то тихую и плавную, то бравурную, нарастающую, то заунывно-тягучую, то расслабляюще-липкую, как жара над городом. Он тряхнул головой — пропала музыка. Неужели цвет рождает слуховые ассоциации?
Он посмотрел на Малыша. Тот стоял, тоже к чему-то прислушиваясь.
— Слышишь? — спросил он. — Как песня. Только мне думается, что одни мы ее слышим. Эти культуристы не обращают внимания.
Действительно, на втором ярусе над площадью шла своя жизнь, спокойная, равнодушная, ни на секунду не нарушенная ни появлением землян, ни завораживающей круговертью красок на стенах туннелей. Люди или стояли группками по два-три человека, или лениво брели куда-то, или сидели и даже лежали прямо на дороге. Их обходили или переступали, не возмущаясь и не протестуя.
— «Ничему не удивляться!» — воскликнул некогда Пифагор, — усмехнулся Капитан. — Может быть, он слышал о гедонийцах. Только их самих не слышно — страна немых.
И, словно опровергая его, где-то в сознании прозвучал внезапный чужой вопрос:
— Кто вы?
Капитан обернулся. Позади, глядя на космонавтов неподвижными, словно застывшими глазами, стоял гедониец в длинном белом балахоне без рукавов.
— Кто вы? — повторил гедониец, так же беззвучно передавая мысль.
— Из школы, — моментально сориентировался Капитан. — Второй цикл обучения.
— Впервые в Аоре?
— Первый раз.
— Вам надо в герто.
Капитан услышал «герто», а Малыш громко переспросил:
— В гаорто? Это куда?
— Не надо вслух, — остановил его Капитан. — Пойдут лишние вопросы. Ты думай — они поймут.
— Почему вы жужжите?
— Привычка, — ответил Капитан и быстро — скорее уйти от опасной темы — спросил: — А что такое «герто»?
— Проверка уровня. Там, где определяют группу. Не были?
— Были, — решительно соврал Капитан: проверка какого-то уровня совсем не входила в их планы, — мало ли что там делают с бывшими школьниками.
— Вольные? — спросил гедониец.
— Именно, — неопределенно подтвердил Капитан, безуспешно пытаясь уйти от скользкой темы.
— А вы чего-то боитесь, увертываетесь, увиливаете, — послал мысль гедониец. — Меня боитесь?
— А кто ты? — спросил Капитан.
— Я — сирг. Колебатель.
— Кто?!
— Сирг, — терпеливо повторил гедониец. Видимо, по здешним правилам вчерашним школьникам так и положено — многого не понимать. — Качаю пространство. — Он лениво махнул рукой. — А вы идите, идите. Милеа в двух проходах отсюда.
Малыш ошалело взглянул на Капитана, но тот не успел спросить, что такое «милеа» и в каких «двух проходах» она находится. А гедониец тем временем исчез.
— Ты что-нибудь понял? — У Малыша даже голос осел от удивления.
— То же, что и ты: милеа в двух проходах и нам непременно надо туда попасть.
— Какая еще милеа?
— Полегче вопросы есть?
— А куда он делся?
— Видимо, пошел качать пространство.
— Чем качать?
— Руками! — вспылил Капитан. — Или головой. Откуда я знаю?
Малыш виновато улыбнулся:
— Не злись. Я от этой чертовщины ополоумел. Что делать-то будем?
— Смотреть и анализировать, — зло сказал Капитан. — Вернее, только смотреть: не годимся мы для анализа. — Он помолчал немного. — Пойдем-ка со всеми. Куда-то ведь они идут?
— По крыше пойдем?
— По воздуху. — Он шагнул вперед и очутился на втором ярусе, уже не удивляясь сказочному способу передвижения в пространстве.
«Как в старом анекдоте, — думал он, — о чудаке, который прыгал с колокольни и не разбивался: в привычку вошло…»
Перед ним маячили в крупных желтых сетках атлетические торсы двух здоровяков-гедонийцев. Здоровяки быстро шли, лавируя среди сидевших и лежавших на дороге, и космонавты пристроились за ними, стараясь не отстать и не потеряться в толпе.
«Какой спокойный город и как непохож он на школьный мирок с „хлыстами“, драками и звериной злобой. А ведь те же люди, вчерашние школьники. Что же их меняет? Или кто? Может быть, для того и существуют таинственные „герто“, о которых говорил сирг?»
Капитан искренне думал так, даже не предполагая, что вскоре поймет, как жестоко он ошибался, что звериная злоба лесных переростков не исчезает и никакие попытки исправить их — тем более что и попыток таких никто и никогда не предпринимал на этой планете — не смогут ее заглушить. Но пока он всерьез наслаждался мирной идиллией: почти сиеста в каком-нибудь тихом испанском городе — и людей на крышах немного, и шума нет, и жара такая же тягучая, как снятый с газовой горелки сироп.
