Я примерно нанес на миллиметровку схему нашего пути и по компасу указал Ивану обратное направление. Барометр показывал около 1800 метров. Вечерело. Надо успеть хотя бы спуститься с гольцовой зоны к растительности, заночевать у костра. С каждым шагом идти труднее.
Вызвездило, стало холодно, двигаюсь из последних сил. После очередного подъема мне стало невмоготу жарко, силы оставляют — вот-вот упадешь. Вся амуниция на мне давит невыносимой тяжестью. Бросил винчестер, сумку с продуктами, потом анероид. Тут мы подошли к небольшой вершине, круто поднимающейся метров на 40.
Иван показывает столбик из камней, сложенный кем-то. «Видишь, тропа, теперь мы найдем дорогу», — сказал он. Я не удержался, выругался. Столбик старый, весь порос мохом. «Какой-то дурак вроде тебя лет 20–30 назад прошел, а ты думаешь — тропил дорогу!» И тут силы оставили меня. С помощью Ивана спустился к подножию, сбросил полевую сумку, попросил Ивана вынуть компас и записную книжку. Хотел бросить бинокль, но Иван надел на себя. Остался у меня-только небольшой пистолет. Лежу, прилив жары сменился холодом, меня бьет лихорадка, страшное сердцебиение: стало страшно, боюсь шевелиться. Иван толкует одно: «Надо идти, пропадать будем».
Выдержав первый приступ, я попросил Ивана поднять меня и, еле двигая ногами, опираясь на него, шел, а то он просто волочил меня. Я потерял счет времени, ложился, поднимался. Сколько прошли — не знаю, только мне послышался плеск воды. Спрашиваю Ивана: «Слышишь, течет ключ?» — «Откуда здесь вода, — отвечает, — голый сопка». Но через — минуту уже ясно слышалось журчание воды. Услышал и Иван. Наконец добрались до воды — родник выбивается из-под камней. Ниже по берегу ручья рос стланик. Опустился на землю — лежу. Иван тем временем нарубил веток, развел костер, положил немного хвои под меня, стащил с меня сапоги и подвинул ноги к костру. А сам разостлал шкурку кабарги и улегся спать.
Чувствую, огонь подобрался к ногам. Хотел отодвинуться, и тут начался приступ — в голове затмение. Прихожу в себя — трясусь в лихорадке, все стынет, чувствую, как взмокшая от пота одежда на мне леденеет; «Иван, — кричу, — отодвинь огонь — пятки горят!» Он проснулся и смеется: «Убери ноги», — а я не могу. Ночь прошла в кошмаре, стоит пошевельнуться — начинается приступ, и так несколько раз. Не буду говорить, что пережил. Часто поднимал Ивана поддерживать костер. Рассвело. Разбудив Ивана, велел нарубить побольше топлива и вскипятить чай. Выпил я несколько глотков — больше не могу, и есть тоже не стал. Послал Ивана собрать брошенные вечером винтовку и веши.
Ходил он довольно долго. Все нашел, все принес; Я велел ему заготовить побольше топлива — стланика, — наложить хвои на подстилку мне и чтобы можно было укрыться на ночь и скорее отправляться в лагерь — передать: идти не могу, пусть пришлют помощь. Иван открыл мне банку консервов, нарезал хлеба, поставил котелок с чаем и ушел. Направление я ему показал.
Днем мне стало легче. Всматриваюсь в окружающий ландшафт, Видимость отличная. Вдали широкой лентой синеет Байкал. Далеко на горизонте в озеро вдается полоса земли. По очертанию — мыс Святой Нос. А до него почти 300 километров. Миража здесь не бывает. Высота мыса близка к 2 километрам, и я на отметке больше 1,5 километра — кривизна земли не мешает. От северной оконечности Байкала в мою сторону необъятная тайга. Просматриваются неровности рельефа, а место, где наш лагерь, отыскать не могу. Ориентиром при начале маршрута служили две симметричные сопки-близнецы по обе стороны нашей долины — с высоты хребта они сливались с предгорным рельефом. Днем несколько раз, когда я пробовал подняться, повторялись приступы.
Настал вечер, потом ночь. Ясная, морозная. На мне — легкий свитер и брезентовая куртка. Лежу на камнях, слегка прикрытый хвоей. Надо устраиваться ближе к костру. Топлива оказалось совсем немного — только видимость, куча хвойных веток. Заснуть нельзя — погаснет костер, замерзну. Постепенно подбрасываю ветви. Часы идут, а я зачем-то отмечаю в книжке время — вроде кому-то нужно, когда у меня перестанет биться сердце. Приходят и мрачные мысли. Если выживу, то с таким больным сердцем стану инвалидом. Надо менять профессию — участь незавидная.
