Дедовы часы теперь хранились у матери. Когда Макс переезжал на новую квартиру, то оставил ей на память вместе со всеми старыми вещами. Не тащить же их с собой! Новая квартира хотя и была весьма просторная, но все же не резиновая. И вот теперь эти часы внезапно вспомнились…
«Хорошо бы найти их, — подумал Макс, — и починить — тоже ведь семейная реликвия». Его самого назвали в честь деда, Максима Петровича, геройски прошедшего всю войну…
Макс осторожно завел немецкие часы — разумеется, никакой реакции. Все правильно, столько лет прошло… Тогда слегка их встряхнул — всегда так делал, когда требовалось привести в чувство старые ходики. Обычно срабатывало, сработало и сейчас — большая стрелка неожиданно чуть дрогнула…
* * *
— Петер, куда ты лезешь!
Чья-то сильная рука сдернула его вниз. Макс упал на сырую, холодную землю и больно ударился локтем обо что-то твердое. Оказалось — деревянный ящик с немецкими гранатами. При бледном, мерцающем свете осветительной ракеты Макс отчетливо разглядел темно-зеленые цилиндры с характерными длинными деревянными ручками. А над ним нависало чье-то сердитое лицо:
— Совсем, что ли, с ума сошел, прямо под пули лезешь! — кричало лицо. — Сиди тут и не высовывайся, пока обстрел не закончится.
При очередной ракете Макс с удивлением обнаружил, что находится на дне длинной траншеи, а рядом с ним стоит мужик в военной форме. Причем в немецкой. Точнее — в фашистской. Судя по знакам различия, обер-лейтенант вермахта. Снаружи стоял страшный рев — над ними что-то с оглушающим грохотом взрывалось, а еще противно пахло какой-то кислой, едкой дрянью. Обер-лейтенант наклонился и прокричал в самое ухо Максиму:
— Не высовывайся, я сказал! Когда русские полезут, тогда и показывай свою храбрость, а пока нечего тут… И прикажи своим ребятам приготовить побольше гранат — иначе не отбиться. В общем, держись!
Обер-лейтенант ободряюще хлопнул Макса по плечу и, пригнувшись, побежал куда-то дальше. Макс потряс головой, пытаясь прийти в себя, но странное видение почему-то не исчезало. Посмотрел направо, затем налево — вокруг сидели солдаты. В такой же, как у него самого, зеленовато-серой немецкой форме. В стальных касках и с карабинами в руках. И каждый старательно вжимался в земляную стенку, пытаясь укрыться от осколков, время от времени залетавших внутрь траншеи. Один из них протянул Максу пачку сигарет и что-то ободряюще произнес.
Макс не расслышал, что именно — из-за грохота над головой. Сверху на него летели комья земли, уши постоянно закладывало. И еще невозможно было дышать из-за противного, тяжелого дыма. Макс узнал характерный запах взрывчатки, который запомнил еще с военных сборов…
Что именно сказал немецкий солдат, Максим не расслышал, но отчетливо осознал, что это было сказано по-немецки. Он механически взял протянутую пачку, достал сигарету и поблагодарил — разумеется, тоже на дойче. И сам удивился, насколько легко и свободно у него это получилось — как будто говорил на нем с самого детства, а не мучительно зубрил в немецкой спецшколе. Сосед (судя по погонам — фельдфебель) кивнул в ответ и зажег спичку. Макс с наслаждением затянулся. Сигарета была дешевая, мятая, но выбирать, увы, не приходилось…
Между тем обстрел начал понемногу стихать — грохотало уже не так сильно и часто, разрывы переместились куда-то дальше, за линию траншей. «Сейчас иваны полезут, станем отбиваться, — весело произнес все тот же фельдфебель, — командуйте, герр лейтенант».
Командовать? Кем, зачем? И вообще — что тут происходит? Куда он попал, черт возьми? Надо бы разобраться…
Макс в две затяжки докурил сигарету, привстал и осторожно выглянул за бруствер. Темноту ночи то и дело разрывалась бледным светом ракет, и Макс разглядел, что впереди лежит большое черное поле. Непосредственно перед окопами была натянута колючая проволока (во многих местах, впрочем, уже порванная), а дальше начиналось открытое пространство, усеянное черными воронками. Кое-где возвышались останки сгоревшей военной техники — похоже, танков или бронетранспортеров.
С противоположной стороны поля велся густой огонь — мелькали короткие, острые вспышки выстрелов. Сухой винтовочный треск то и дело прерывался резким, длинным треском пулеметных очередей. Дружно и тяжело бухали пушки — их снаряды то и дело с противным свистом проносились над головой и рвались где-то позади. Макс посмотрел по сторонам — повсюду змеились траншеи, в которых, скрючившись, сидели немецкие солдаты.
