Homo Navicus, человек флота - страница 26

Нас, командование корабля, это уже сильно задрало. Однажды он опять не прибыл на подъем флага. Поиски позволили установить, что Першинг находится на лодке. Команду прибыть в казарму он пытался проигнорировать, мотивируя это срочным вызовом к флагманскому штурману. «Флажок» вызова не подтвердил. Пришлось приложить волю и настойчивость.

В ожидании Першинга в каюте командира сидели, кроме него, старпом и зам. Зам — это я. Командир сидел за столом, старпом на диване, я на подоконнике у двери. Не то, что мне негде было сесть, я просто пытался придать обстановке этакую неформальность.

Весь экипаж знал, что Вершина ждет экзекуция, и тихо злорадствовал. Матросам надоело бегать в метель, из теплого кубрика, и будить нерадивого лейтенанта.

В шинели и шапке Першинг вошел в каюту, доложившись по форме, и замер у двери. Он был бледен и испуган. Вообще выглядел плохо.

Первым его драл командир. Он вспоминал мельчайшие упущения в службе, ошибки в счислении, плохую дисциплину в подразделении и много чего еще. «Дер» продолжался не менее 40 минут.

Лейтенант стоически слушал и молчал.

Потом эстафету принял старпом. Он вспомнил о беспорядке в заведовании, плохой строевой подготовке, незнании Устава и корабельных правил, не поверенных картах, барахлящем гирокомпасе, беспорядке в штурманской рубке и пренебрежении будильником «Севани». Это заняло минут тридцать.

Лейтенант стоял молча, не возражая.

Настала моя очередь.

— Вершин, придется Вас привлечь к комсомольской ответственности…

Я не успел договорить фразу. Лейтенант покачнулся, повалился назад, головой открыл дверь и выпал в коридор.

В коридоре шла уже предобеденная приборка. Матросы мыли пол. Пол был залит мыльной водой.

Чисто интуитивно я бросился к Першингу, схватил его рукой за лацканы шинели и рывком затащил в каюту, закрыв свободной рукой дверь. Я до сих пор помню изумленные глаза приборщика коридора, почему-то впавшего от такой картины в ступор.

Командир и старпом помогли уложить бесчувственного лейтенанта на диван.

— Да отпусти ты его, что трясешь, как собака тряпку. И так довел человека, — проворчал командир в моей адрес.

— Я довел? — пришлось искренне удивиться мне.

Старпом был прагматичен и не стал вдаваться в подробности извечного спора «кто виноват?», чувствуя, что и у него была роль не последней скрипки. Он мастерски подыграл командиру:

— Виктор Григорьевич, слушай, он, наверное, припадочный. Эпилепсия, я такое уже видел. Надо списывать с экипажа. Как он к нам попал? Викторович, ты смотрел его медицинскую карточку?

Я был вне себя от возмущения, поняв, что стрелки переведены на меня. Пришлось уничтожать этот сговор в зародыше.

Я отхлестал Першинга по щекам, а когда он открыл мутные глаза, сурово спросил:

— Вершин, ты сколько вчера выпил?

— Две… на троих… коньяк… — прохрипел лейтенант.

Обернувшись к командиру и старпому, я не упустил возможности отыграться:

— Что, дожились? Уже простой перепой от эпилепсии отличить не можете?

Они пристыжено молчали. Першинг был отправлен домой, отсыпаться. Впервые мы его не будили, а отправляли спать. Кстати, этот контраст так на него подействовал, что просыпать он перестал и со временем вырос в хорошего офицера.

Для меня же неприятности только начинались, но я об этом не догадывался. Выйдя в коридор, я удивился, что матросы-приборщики жмутся к стенам, пропуская меня и сопровождая мое перемещение поворотом головы. На крейсере это в порядке вещей, но в экипаже подводной лодки? Это было ненормальным.

Мои распоряжения выполнялись с невиданной доселе быстротой и сопровождались докладом о выполнении, как и положено по уставу. Я начал волноваться.

При моем приближении к группе офицеров и мичманов даже с других экипажей, среди них пробегал какой-то легкий шепоток, а потом все принимали стойку «смирно».

Мое слово, и раньше не малого стоившее, приобрело стопудовый вес. Я перестал спать ночами.

Ларчик открылся просто. После очередной стычки с механиком из-за его неготовности к политзанятиям и моего обещания с ним разобраться, этот краснолицый, стодвадцатикилограммовый пятиборец побледнел, стал меньше весом и ростом, скукожился и произнес: