– Любовь, – задумчиво сказала Титания. – И что, именно это здесь происходит?
– С мужчинами, которые приходят сюда ради анонимного секса? – Я вздохнул. – Не вполне. Думаю, что это скорее грустно. То есть, всегда, когда секс становится таким… чертовски обезличенным, это постыдно. И я не считаю, что такие развлечения благотворны для них. Но вредят-то они не мне.
– И почему это должно иметь какое-то значение?
Секунду я смотрел на Титанию. И потом сказал:
– Потому что люди должны иметь право выбора. И если то, что они делают, не причиняет вреда другим, они должны быть свободны в своих действиях. Это очевидно.
– Ой ли? – сказала Титания. – Непохоже, что оно так, судя по состоянию смертного мира.
– Да. Многие не понимают этого, – сказал я. – Они зацикливаются на «правильно» и «нехорошо». На «право» и «лево». Но все это не имеет значения, если люди не свободны.
Титания внимательно смотрела на меня.
– Почему вы, имея выбор, спросили меня именно об этом? – спросил я.
– Потому что такой вопрос показался мне уместным. Потому что мои инстинкты подсказали мне, что твои ответы скажут мне о тебе то, что мне необходимо знать. – Титания глубоко вздохнула. – А что ты думаешь о моей сестре?
Секунду я колебался: дать вежливый ответ или честный?
Честный. Почти всегда лучше всего играть честно. Так тебе никогда не придется снова и снова подправлять свою историю.
– Я думал, гнев Мэб достаточно страшен, пока не познакомился с тем чувством, которое она выдает за привязанность.
При этих словах Титания едва не улыбнулась: – О?
– Она бережно вытаскивала меня из кровати, пытаясь убить каждый день в течение одиннадцати недель. Она пугает меня до смерти.
– Ты не любишь ее?
– В любом из смыслов этого слова, – сказал я.
– Так почему ты служишь ей?
– Мне нужна была ее помощь, – сказал я. – И это было ценой. Уж конечно я с ней не потому, что мне нравятся интерьеры Арктис-Тора.
Титания кивнула. И потом сказала:
– Ты не похож на других монстров, которых она веками выращивала для себя.
– Кгм. Спасибо?
Она покачала головой.
– Я ничего для тебя не сделала, Гарри Дрезден. – Титания поджала губы. – Во многом мы с ней похожи. Во многом абсолютно различны. Ты знаешь, во что верит моя сестра?
– В ослепительные выходы, – сказал я.
Губы Титании дернулись.
– В рассудок.
– Рассудок?
– Рассудок. Логику. Расчет. Холодные цифры. Превосходство разума. – Глаза Титании стали далекими. – Это еще одно, в чем мы расходимся. Я предпочитаю следовать мудрости сердца.
– Что значит? – спросил я.
Титания подняла руку, произнеся одно-единственное слово – и воздух зазвенел наполнившей его силой. Земля просела, разрывая мой круг, и, сбив меня с ног, швырнула на спину.
– Что значит, – сказала она раскаленным от ярости голосом, – что это ты убил мою дочь.
Птицы с криком разлетелись во всех направлениях, словно выпущенные из центрифуги. Титания подняла руку, и стрела молнии вылетела из смерча туч и выбила в земле дымящийся кратер размером с мою голову в ярде от меня.
– И ты посмел прийти сюда! Просить меня вмешаться в дела моей сестры! Ты, кто наградил мою Аврору железной смертью!
Я попытался встать, но Титания схватила меня за воротник куртки и вздернула с земли. Одной рукой. Она держала меня прямо над своей головой, а ее кулак упирался в мою грудь.
– Я могла бы убить тебя тысячей способов, – прорычала она, а ее опаловые глаза постоянно меняли цвет. – Я могла бы разбросать твои кости по самым дальним уголкам земли. Я могла бы скормить тебя своему саду и заставить тебя вопить целую вечность. Я могла бы подвергнуть тебя мучениям, в сравнении с которыми судьба Ллойда Слейта показалась бы верхом гуманизма. Я хочу сожрать твое сердце.
Я висел в воздухе над разъяренной Летней Королевой и знал, знал наверняка, что не могу сделать абсолютно ничего, чтобы спасти свою жизнь. Я умею делать кое-какие вещи, безусловно – и поразительные вещи. Но Титания боялась меня не больше, чем белый медведь – полевую мышь. Мое сердце застучало монотонно, как чертов метроном, и это было все, что я мог сделать, чтобы не намочить свои чертовы штаны.
И затем произошло нечто сбивающее с толку.
