Мы безо всякого успеха пытались установить связь между прошлым сенатора и мисс Майзель, ее матерью, сводным братом и ее отцом, Френсисом Майзелем, которого мы отыскали в Сан-Франциско. Майзель, однако, отрицает свое отцовство. Он говорит, что переболел в детстве свинкой и оттого лишился возможности иметь детей. Он показал нам справку двадцатилетней давности, подписанную доктором из Лос-Анджелеса, подтверждающую его слова. Френсис Майзель сказал, что в последние десять лет не видел Конни Майзель и не получал от нее никаких известий.
К нашему глубокому сожалению, мы не можем определить, какими компрометирующими материалами на сенатора располагает мисс Майзель. Однако мы должны отметить исключительную сексуальную привлекательность мисс Майзель. Также указываем, что пять дней тому назад сенатор изменил свое завещание. Все свое состояние он отписал Конни Майзель.
По вашему настоянию мы готовы продолжать расследование обстоятельств прошлого Конни Майзель и двух убийств. Но мы должны повторить то, о чем уже сообщили вам устно: содержание компромата на вашего мужа таково, что мы ничего не узнаем, если только мисс Майзель или ваш муж не пожелают поделиться тем, что им известно.
Таким образом, мы рекомендуем прекратить наше участие в проводимом расследовании.
— Ничего себе служебная записка, — я сложил листки и убрал их во внутренний карман пиджака. — У вас хороший стиль.
Дэйн бросил «кадиллак» в левый ряд и я закрыл глаза. Читая, я совсем забыл о том, как плохо он водит машину.
— Вас что-нибудь удивило?
— Я не знал, что она была проституткой.
— Ей пришлось потрудиться в «Хилтоне». Она брала по сто долларов.
— Кто вам сказал?
— Детектив отеля.
— А он как узнал?
— Полагаю, он был первым. Забесплатно.
— Понятно.
— Она работала в «Святом Френсисе» в Сан-Франциско, когда училась в Миллз.
— Может, там сенатор ее и встретил?
Дэйн покачал головой.
— К мужчинам она не приставала. Да и по времени ничего не сходится.
— Вы действительно думаете, что за всем стоит она?
— Конни Майзель?
— Совершенно верно.
— Разумеется, она. Беда в том, что доказать это невозможно.
— Почему?
— Потому что никому не удастся выяснить, чем она держит сенатора за горло.
— А что вы думаете по этому поводу?
Он покачал головой.
— Не имею ни малейшего понятия. Но, вероятно, это что-то ужасное. Способное еще более поломать сенатору жизнь. Хотя, куда уж больше. Посмотрите, что на него уже навалилось. Его обвинили во взятке и вынудили подать в отставку. Дочь убили. Он разошелся с женой. Потерял любовницу, Глорию Пиплз. И все потому, что однажды он что-то сделал или ему что-то сделали, и он не может допустить, чтобы этот эпизод прошлого выплыл на поверхность.
— Дочь меня смущает, — заметил я.
— Почему?
— Я готов понять, почему он отдал все остальное, но как он допустил смерть дочери.
— Он тут не причем. Она сама подписала себе смертный приговор.
— Но причина-то — он.
— Это точно.
Я покачал головой.
— Этого я не понимаю.
Дэйн повернулся ко мне. И смотрел слишком долго для того, кто ведет машину со скоростью семьдесят миль в час.
— Сколько вам лет, Лукас?
— Тридцать пять.
— Мне сорок шесть. Я в этом бизнесе с двадцати трех лет. Полжизни, и понял я за эти годы только одно: чего только не сделают люди, загнанные в угол. Они готовы практически на все, лишь бы спасти собственную шкуру. Есть немало историй о парнях, жертвующих жизнью ради друга. Но, если хочешь сохранить иллюзии, не стоит копаться в этих историях.
— Могут обнаружиться малоприятные подробности?
— О том и речь.
— Как давно вы ведете это расследование? — спросил я.
— Пару месяцев.
— Вы не нашли, с кем она работает… если у нее есть, с кем работать?
Он покачал головой.
— Она ни с кем не видится. Для этого она слишком умна. Никому не назначает полуночных встреч в Мемориале Линкольна.
— А как насчет телефона? Вы же прослушиваете ее номер.
— В сумочке у нее полно десятицентовиков. Если она хочет позвонить кому-либо, то достает один из них. Есть также почтовая служба Соединенных Штатов. Изредка она пишет письмо и идет на главный почтамт, чтобы отправить его.
— И вы выходите из игры?
