— Мне показалось, что тридцать восьмого.
— Именно так я им и сказал. Они думают, что смогут провести баллистическую экспертизу, если схватят ее с оружием. Я им сказал, что окажут мне услугу, если, арестовав ее, выяснят, на кого она работала.
— Хотелось бы это знать, — кивнул я.
— У вас есть какие-то версии?
Я покачал головой.
— Перестаньте, Лукас.
— Хорошо. Версия у меня есть. Кто-то хочет убить меня или испугать. Тот самый таинственный незнакомец, что сжег Каролин Эймс и застрелил Игнатия Олтигби. Тот, кто достаточно хорошо знает Лос-Анджелес, чтобы поднять трубку и позвонить такой вот Паршивке Беа.
— Нанять таких, как она, не составляет труда. Почему они хотят вас убить? Вы что-то узнали, о чем мне не рассказываете?
— Полной уверенности у меня нет. В Лос-Анджелесе я узнал только одно: у Конни Майзель была мать.
— Гвендолин Руг Симмс, — кивнул Синкфилд, — Известная так же, как Гвен Майзель, поскольку сожительствовала с Франсисом эн-в-и Майзелем. Она умерла двадцать первого октября.
— Вы, значит, проверяли?
— Это моя работа.
— У нее был и второй ребенок. Я про Гвен Майзель.
— Неужели?
— Да. Звали его Игнатий Олтигби.
Синкфилд опустил на тарелку кусок бифштекса, который уж поднес ко рту. Достал сигарету, закурил. Взгляд его устремился в далекое далеко. После второй затяжки он вдавил сигарету в пепельницу, взялся за вилку, положил в рот отрезанный кусок бифштекса. Прожевал.
— Вроде бы должно сходится, но не сходится.
— Я понимаю, что вы хотите сказать.
— Они появились в одно время, не так ли? Эта Майзель и ее темнокожий сводный брат.
— Перед смертью их мать что-то им послала. Владелец бара, в котором она работала, отправил письмо в Лондон для Олтигби и посылку, размером с коробку из-под сигар, в Вашингтон для Конни.
Синкфилд кивнул и отрезал кусок бифштекса. Положил в рот и, еще не прожевав, спросил:
— Чего вы летали в Лос-Анджелес?
— Хотел найти какую-либо связь между сенатором Эймсом и Конни Майзель.
— И что вы искали? Непристойную фотографию, на которой изображены она, сенатор и еще какая-нибудь телка?
— Возможно. Она кое в чем солгала мне. К примеру, сказала, что родители ее принадлежали к среднему классу. На самом деле это не так, но многие стараются приукрасить свое прошлое.
— Она училась в колледже, получив стипендию, — заметил Синкфилд. — Я это проверял.
— В основном ее слова действительно соответствуют истине. Она училась в Голливуд-Хай и закончила ее с достаточно хорошими отметками, чтобы получить стипендию в Миллз. После этого работала в нескольких местах, пока не оказалась в вашингтонской лоббистской фирме. Не говорила она лишь о том, что росла в Лос-Анджелесе сама по себе и жила с музыкантом, который, возможно, был ее отцом. Он научил ее играть на пианино и кое-чему еще, когда ей исполнилось двенадцать или тринадцать лет.
— Такая, значит, получается картина?
— Если исходить из того, что мне удалось выяснить, то да. Похоже, счастливого детства у нее не было.
— Вы нашли, что связало ее с сенатором?
— Конни?
— Да.
— Ничего не нашел.
— А с матерью?
— Мать, похоже, трахалась со всеми подряд. Может, среди них был сенатор, и, как вы и сказали, его сфотографировали.
— А фотографии она оставила своим детям?
— Вот-вот. Есть только одна заковырка. Если бы фотографии представляли какую-то материальную ценность, мать воспользовалась бы ими сама. Если фотографии и были, в чем я очень сомневаюсь.
— Как обычно поступают с такими фотографиями?
— Платят за них. Другого выхода нет.
— Да, пожалуй, вы правы.
— Как видите, моя версия не выводит на преступника.
— Похоже, что так.
— Хотите что-нибудь на десерт?
— Нет, обойдусь без десерта.
— Тогда кофе?
— Кофе тоже не хочу.
— А чего же вы хотите?
— Поговорить с Конни Майзель.
— Так что вас останавливает?
— Ничего. Поехали.
