Но ближе всего им были слова вождя мирового пролетариата Владимира Ильича Ленина, именем которого называли первые стройки, первые колхозы и совхозы социалистической державы:
«Ум человеческий открыл много диковинного в природе и откроет еще больше, увеличивая тем свою власть над ней...»
Слова эти как завет любимого Ильича выписывали на плакатах, которыми украшали стены хат-лабораторий, создававшихся опытниками во многих и многих деревнях обширной страны. Пусть и малы были эти лаборатории, однако именно они становились для колхозного крестьянства практической и теоретической школой по овладению агрономическими знаниями. Именно они послужили толчком к массовому развитию опытничества, которое принесло богатые плоды «для потребностей житейских». Эти опытники на своих делянках проверяли и размножали новые сорта культур, дающие наиболее высокие урожая при местных условиях. Это они на практике проверяли рекомендации ученых и вносили творческое начало в нелегкий труд земледельца. И их по праву величали «разведчиками» высоких урожаев.
Первым среди них уже в те годы называли Терентия Мальцева, имя которого все чаще мелькало в газетных н журнальных статьях. Его приглашали на научные совещания в Омск, Ленинград и Москву. О результатах своей опытной работы он рассказывал на научном совете всемирно известного ВИРа — Всесоюзного института растениеводства. Того самого института, который в 1927 году (тогда он назывался Институтом прикладной ботаники) прислал ему, зауральскому опытнику-единоличнику, 200 граммов семян нового сорта пшеницы.
А поделиться Мальцеву было чем. В 1934 году на его опытных делянках испытывалось больше двух десятков сортов пшеницы, полученных из разных районов страны. На делянках сеял он сою и сорго, чечевицу и фасоль, бобы и кукурузу — культуры в здешних краях новые, ранее не возделывавшиеся Многие из них вскоре распространятся на полях Зауралья, а бобы и фасоль прочно приживутся на огородах, будут крепко поддерживать в суровую годину войны.
Здесь, на коллекционном участке, Мальцев заложил первые свои опыты по искусственному скрещиванию растений. «Учился держать в огрубевших руках своих пинцет»,— скажет Мальцев позже. Сам учился и добровольных помощников учил: девчонки из деревенской школы овладели пинцетом и быстрее и лучше наставника. Вместе с ними он «оперировал» цветущие колоски, пеленал их марлей, чтобы не опылялись сами.
«Оперировал» и не верил, что из этого выйдет толк. Не верил до тех пор, пока не увидел на стеблях пшеницы колосья новой формы. И они одарили его несколькими десятками зерен первых гибридов.
Над ним подшучивали: ну подумаешь, горсть зерен вырастил. Насмешки эти задевали и обижали. Поэтому, выступая на районном совещании опытников в том же 1934 году, он сказал, заступившись за всех испытателей природы:
— Над нами часто посмеиваются. Мол, что это за занятие для взрослого человека — возиться с горсткой семян, с крохотными деляночками и узенькими полосками. Близорукие люди! Они не понимают, что в этих горстках, в этих пакетиках — будущее наше благополучие...
И мог бы добавить: это на узеньких полосках начинал создаваться нынешний урожай колхоза «Заветы Ленина», который в тот год почти вдвое перевыполнил задание по продаже зерна государству — свез на элеватор более семи тысяч центнеров пшеницы, а на полученную прибыль купил две полуторки. Не остались в накладе и колхозники: каждый из них получил по семь килограммов зерна на трудодень! Нигде в округе труд земледельца еще не вознаграждался так весомо.
В этом была и его немалая заслуга. Отчитываясь о проделанной работе, он имел право сказать колхозникам: «Наказ, который вы мне дали при избрании полеводом, я исполняю свято». И когда речь зашла о выборе делегатов на Второй всесоюзный съезд колхозников-ударников, который соберется под сводами Кремлевского дворца в феврале 1935 года, земляки назвали в одни голос Терентия Семеновича Мальцева.
В Челябинске сели в поезд...
— Дали нам хороший плацкартный вагон,— рассказывал потом Мальцев. — А чтобы не скучали в дороге, приставили для проведения культурно-массовых мероприятий паренька, заведующего клубом Челябинского тракторного завода. Невзрачный на вид и одет не шикарно, но что же он с нами сделал в эту поездку! После десяти часов вечера нам разрешали занимать вагон-ресторан. Убирали столы — и ресторан делался клубом, в котором и работал с нами этот паренек. Он мог и слово найти, задушевное, веселое и политическое, и на гармошке сыграть, и сплясать. Как пойдет с молодыми, так и пожилые не выдерживают, сидят, а плечи у них так и ходят. А когда со съезда возвращались, то жалко было расставаться с нашим клубачом, и все благодаря ему чувствовали себя родными...
