— Что я буду, как барин...
Чаще всего — по нескольку раз на дню — он наведывался на опытное поле, под которое общим решением отвели его бывший собственный надел: там земля получше ухожена и от сорняков очищена.
— А нужно ли? — усомнились было члены правления, когда Терентий сказал, что в плане посевных площадей надо выделить участок для опытов.
— Да как же не нужно? — удивился такому вопросу Мальцев. В таком большом хозяйстве не иметь опытного поля, если даже на единоличном наделе он выкраивал место для опытов!
— На нем мы будем проверять и размножать новые сорта, испытывать разные приемы агротехники, проверять опыт, который почерпнем у других. А если будем ждать, когда другие все сделают и нас научат, то нескоро мы дойдем до зажиточной жизни...
И убедил. Здесь, на опытном поле, он и высеял все шестнадцать пудов сортовой пшенички, которую размножил в единоличном своем хозяйстве. И вот теперь она уже заняла полтора гектара.
Здесь он будет ставить опыты с разными сроками сева и искать объяснения полученным результатам.
Правда, на собраниях снова и снова заговаривали о том, что полевод своими затеями только загружает колхоз добавочной работой, зря расходует трудодни. Мальцев хоть и кипятился, но понимал: он делом должен доказать, что траты эти не напрасны убедить колхозников урожаем. А колхозники в ту пору еще не научились перекладывать всю заботу о хозяйстве на председателя и на правление, не только не молчали, но и шумели, когда видели: в общем хозяйстве что-то делается не так, что-то можно сделать иначе, с большей пользой.
Мальцев ждал жатвы: только она подтвердит или опровергнет все его действия. И первая же жатва выдвинула колхоз «Заветы Ленина» в одно из лучших хозяйств округа. Собрали стопудовый урожай пшеницы с гектара! В два раза больше, чем другие колхозы. Никогда еще не бывали и мальцевские крестьяне с таким хлебом. Даже старики не припоминали такого умолота. Бывало, конечно, что на отдельных полосках намолачивали и поболее, но чтобы на круг столько, чтобы все полоски так уродили,— нет, не было такого.
Колхозники получили на трудодни столько зерна, что многим хватит его не на один год. По пятьсот — шестьсот пудов получали.
На районной выставке «Заветам Ленина» присудили первую премию, подарили племенного быка и породистого жеребца.
Терентия Мальцева отличили особо — вручили путевку на Омскую опытную сельскохозяйственную станцию: поезжай, посмотри, поучись, может, что еще позаимствуешь.
Он, конечно, поедет, но сейчас надо поразузнать, почему колхозники соседних сел в два раза меньше намолотили. Неужели потому, что рано посеяли?
— Сеяли-то мы рано,— признался ему один собеседник,— а вышло, что поздно.
— Как так?
— А так. Пересевали многие поля — окаянный овсюг все ранние посевы задушил.
Жена, поругивавшая когда-то Терентия за невнимание к собственной выгоде, в чем и сам он признавался («Никто в деревне Мальцево не растил хлеб лучше меня, и никто не выручал за него меньше меня...»), теперь вспоминала о той поре не без сожаления. Пусть не было никакого дохода от его стараний, но дома чаще видела мужа. А теперь и возвращался затемно и уходил чуть свет, так что и дом, и дети, и подворье с коровой и птицей, и огород — все было на ней и детях. А на нем — колхозное поле и все заботы об урожае.
Лелеял он тайную мечту — самому научиться сорта новые выводить! Запала она ему, когда в каком-то журнале прочитал статью о научной и практической работе двух самородков — исследователей природы: американца Лютера Бербанка и соотечественника Ивана Владимировича Мичурина. О Мичурине он слышал и раньше, но слух этот не тревожил его воображение. А тут, прочитав, размечтался: вот бы с кем встретиться, поговорить! Нет, даже не поговорить,— станет ли знаменитый на всю страну человек беседовать с ним, полеводом колхозным,— только повстречаться, повидать.
Высказал он однажды это желание председателю: мол, вот управимся с весенне-полевыми работами, буду просить колхозников, чтобы разрешили к Мичурину съездить, очень уж дело он интересное затеял.
— А что ж, отсеемся — и поезжай,— ответил председатель. Как показалось Мальцеву, ответил шутки ради. Ну, в самом деле, что он поедет к человеку, который не хлеб растит, а сады? Не пустят колхозники и будут нравы, нечего зря деньги тратить, от работы отрываться. Так что желание это казалось ему из тех мечтаний, которые живут в душе вовсе не для того, чтобы когда-нибудь сбыться. Просто греют они человека, на мысли настраивают, на дело побуждают.
