— Евгений Юрьевич, вы еще здесь? Я вас не задерживаю.
Обижается, в душе негодует, но двенадцать армейских лет, из них почти десять ротным старшиной, остались в крови. Вскочил, розовые щечки набрали пунцовость, но дверь прикрыл за собой без стука. Надо сказать начальнику сухарного цеха Доле, чтобы вернул ореходробилку. Все равно ведь, пока не вернется она обратно в свой родной цех, Филимонов не успокоится.
— Анечка, — сказал Полуянов девушке, когда Филимонов ушел, — все это я уже видел. На рамке ножи должны быть установлены с интервалом в четырнадцать миллиметров. Их так и устанавливают. Но что-то не получается с миллиметрами. Сбиваются, и вот результат. — Он поднял кривой сухарик, повертел в руке, понюхал и положил на прежнее место.
— Может быть, скорость задать другую?
— Анечка! — Федор Прокопьевич произнес ее имя укоризненно. — Мы с вами химики. Наше дело мука, вода, дрожжи. У нас ведь хватает своих забот, правда?
Анечка хотела улыбнуться, но губы сомкнулись, как у детей перед плачем, подковкой вниз. Полуянов с благодарностью дернулся к зазвонившему телефону, у него у самого дочь, он понимает таких вот Анечек, но все-таки есть же предел!
Звонил главный инженер комбината Арнольд Викторович Костин. Что внешность, что манеры, считал Федор Прокопьевич, все по какому-то зигзагу удачи выдано этому человеку первоклассное. Поэтому с удовольствием, хотя, казалось, какое в том удовольствие директору, узнал Полуянов, что на заводе молодежь зовет Костина Ноликом. И когда на планерке или на совещании Костин предлагал что-нибудь дельное или без лишних слов, четко, не щадя себя, докладывал о технической неурядице, Федор Прокопьевич задумывался: «Молодец. Но почему все-таки припечатался к тебе Нолик?»
— Федор Прокопьевич! Первое кольцо уже час в действии. Я думал, вас нет! — кричал в трубку Костин.
— А что-нибудь случилось?
— Как это «что-нибудь»? Вы же слышали, что сварки ночью не было. На час все-таки задержался пуск, но наверстаем, не впервой.
Голос Костина потерял какие-то подпорки, звучал хоть и жизнерадостно, но с примесью недоумения: что это с вами, товарищ директор, происходит? Кольцо из графика ремонта выбилось, а вы там, похоже, чай пьете с каким-нибудь представителем из управления. Полуянов понимал, чем мучается сейчас Костин: кольцо вошло в строй благодаря героическим усилиям главного инженера, а директор, приучивший всех к своему присутствию в «узких местах», к веселому слову в случае удачи, почему-то не расспрашивает, как это они так гениально выкрутились. Помолчав, Федор Прокопьевич сказал:
— У меня на столе рамка из сухарного цеха и продукция, которую она калечит. Анна Антоновна предлагает изменить скорость резания. Может, не будем обременять ее такими заботами, а будем заниматься каждый своим делом? Насчет кольца могу сказать одно: опять сорвали график. И что тут радостного, о чем тут победно рапортовать, я так и не понял.
У Анечки, пока он говорил с Костиным, лицо вытянулось, осунулось.
— Взяли и ни за что обидели Арнольда Викторовича. А таких людей на комбинате — раз, два и обчелся, — сказала она.
— И слава богу, что не все такие, — оборвал он. — Я лично люблю тех, кто не спешит свою работу выставлять напоказ. Вы случайно не знаете, в чем причина халтурной философии: где бы ни работать, лишь бы не работать?
— Знаю! — Анечка смотрела с отчаянием, будто она подошла к краю пропасти и теперь ей предстояло сигануть в нее. — Во всем виновато равнодушие! Нет волнения! Не хлеб печем, а выпускаем продукцию. Никто даже из старых рабочих внятно не может рассказать о хлебе. Не знают, что родина хлеба — Древний Египет, понятия не имеют, из каких компонентов складывается запах хлеба… Я уж не говорю о гордости за свою профессию. Сказала однажды тете Вере, что в Древнем Риме раб-пекарь ценился в десять раз выше, чем раб-гладиатор, так знаете, что она мне ответила? «А кто это — гладиатор?»
Волнение Анечки не передалось ему. Чем-чем, а подобными разговорами он был сыт по горло. Как ни называй хлеб, пиши хоть с прописной буквы, на заводах он всегда будет продукцией, а лаборатория, по которой эта Анечка судит о целом комбинате, — всего лишь проба и контроль, но не само производство.
