…и ненавистного до дрожи жреца не осмелился ударить ножом.
Ксе вновь испытал чувство, знакомое всякому шаману: он понял, что ничего не понял.
Жень в гостиной тихо посапывал под частый бит постиндустриальной колыбельной: Ксе не стал выключать плазму, только притворил ему дверь и ушёл во вторую гостиную.
— А! — ответил телефон после тридцати секунд нервного ожидания и мольб на тему «Арья-в-Москве, Дед-дома». — А! А ты у м-меня в адресной к-книжке есть, оказывается, хе-хе, я т-тебя узнал.
— Дед! — Ксе сам от себя не ждал такой щенячьей радости. — Дед, ты где? Дед, понимаешь, тут дело такое, меня Матьземля попросила, она ни копья не понимает, чего хочет, я боюсь тут голову сломать, кажется, это очень серьёзно, я даже не знаю, удобно ли по мобильнику…
— К-ксе! — сказал Дед. — Т-ты меня извини, конечно. Но я с-сижу на чемоданах. Я з-завтра лечу в Мюнхен, на конференцию по ант… антропологии… в к-качестве, хе-хе, экспоната.
Дед врал. Он был могучий антрополог, имел мировое имя и как-то ездил читать лекции в Гарвард.
Дед вообще был велик и страшен.
Арья постигал практику контакта не в физических лабораториях, а в неподдельных стойбищах на Крайнем Севере. В шестидесятые Арья хитроумно доказывал пролетарскую, советскую природу новой науки, обосновывал необходимость разработки прикладных технологий, скорейшего их внедрения. Арья дрался не на жизнь, а на смерть, отражал обвинения в лженаучности — главным образом предлагая оппонентам присутствовать на полевых испытаниях… Арья лично участвовал в гонке вооружений. Арья основал собственную школу. Арья был первым в стране официальным шаманом, он камлал на стройплощадке Останкинской телебашни, и спустя много лет, после знаменитого пожара, получил орден, который в узком кругу родных и друзей с достоинством именовал «За крепкий стояк».
— Дед, — несчастным голосом сказал Ксе. — Это богиня.
— Богиня — это серьёзно, — согласился тот добродушно. — А ты чего ж? Или худо научен, а? хе-хе.
— Я всё делаю, что могу. Я, может, и больше могу, только, Дед, я не понимаю тут ничего. Я не подростковый психолог.
Это была удочка. Старый карась Арья, конечно, понял, что выученик хитрит, но походил-походил вокруг наживки и, смилостивившись, взял её:
— А таковой-то т-тебе на что?
— Тут… мальчик… парень. Дед, я не хочу по телефону говорить.
— Д-даже так?
— Без шуток. Дед, приезжай пожалуйста, а? Ты меня знаешь, я тебя не осрамил ни разу. Я сам всем этим займусь. Ты только помоги разобраться.
С полминуты из трубки доносилось умудрённое кряхтение. Ксе перекрестил пальцы. Арья мыслил так долго, что ученику его успели прийти мысли о телефонах и о том, что очень не хочется выдавать историю в эфир. Сначала это показалось глупо: кому и с чего сдалось прослушивать телефон Ксе? Но потом подумалось, что Арья — человек почти государственный, и его разговоры вполне могут…
— Я в дверях, — наконец, сказал молодой шаман. — Двери наверх, Дед, помнишь?
— Ладно, — ответил Арья.
Он появился меньше, чем через полчаса, стремительный и напряжённый; когда Ксе увидел учителя, его пробрала дрожь. Неизвестно, на каком вертолёте Дед примчался сюда из своего спального района, но то, что щёголь и джентльмен Арья даже не переодел брюки, так и вылетел на улицу в мешковатых домашних штанах… «Что же я сказал ему такого?! — забилось в висках у Ксе, — во что же я ввязался, Мать моя…»
Дед выпрямился, откинул седую, похожую на одуванчик, голову, обшарил Ксе тёмными сощуренными глазами. Грохнул на пол сумку с неведомым.
— Дурак, — сказал жалостливо, даже не заикаясь. — Ох, дурак… Лёша.
— Лев Аронович… я…
— Не понимаешь? — без перехода продолжая недавний телефонный разговор, надвинулся Дед.
— Я…
— Богиня до сих пор неспокойна, — ровно сказал старый шаман. — Вокруг этого дома — вихрь. От самого метро чувствуется.
— Уй-ё, — только и ответил Ксе.
— Что тут было, когда она взялась за тебя?
Ксе послушно вспомнил:
— Буря. Гроза. В тонком плане.
— Да ясно, что не в плотном, — Дед скептически задрал брови и постучал Ксе по лбу. — Д-до сих пор не улеглось! Т-ты почему этого не чувствуешь?! Не осра… осрамил меня ни разу, г-говоришь?
