- Я волнуюсь за душевное состояние своей матери и Жеки, если ты явишься домой с пробитой головой или, вообще, не дай Бог, не явишься.
- Я думал, ты хочешь отправить меня в Англию, – усмехнулся Стас, проворачивая ключом дверь квартиры.
- Я хочу отправить тебя в Англию! – с нажимом прошипела Оля, кидая рюкзак на пуфик в прихожей.
- Смотри, какая милота, - улыбнулся Стас, протягивая Оле записку с аккуратным почерком Елены.
‘Ужин в холодильнике. Будем поздно - после работы идем в кино. Любим вас.’
- Мм, кино…это теперь так называется? – хмыкнул Стас, кидая записку на пол, одновременно роясь в сумке.
- Ты куришь?! Ты собираешься курить на нашем балконе?! Не смей, там редкие цветы! Ты, ты! Пошел вон в подъезд!
Стас лишь повел бровью, закатывая рукава рубашки до локтя с сигаретой парламента в зубах.
- Значит, покурю в комнате, - пожал плечами парень.
- Не смей! Вали на балкон! – Оля буквально выпихнула особо не сопротивляющегося парня на балкон, закрыв его там для профилактики на несколько минут.
***
После того, как девушка выпустила с балкона нагло ухмыляющегося парня, она ни слова не говоря, закрылась в своей комнате и стала рисовать.
- Говно! Говно! Говно! – бурчала заведенная Оля, от злости рисовавшая пейзажи, чего с ней не было уже очень давно.
Неожиданно девушка услышала адские звуки, напоминающие подготовку к войне, а затем и едва слышные запахи сигаретного дыма. Тут же вылетев из комнаты, она резко открыла дверь обители Стаса и застыла с открытым ртом на пороге.
- Какого хера?! – редко ругающаяся и вечно спокойная Оля кипела от бешенства, пытаясь переорать музыку.
Мощные колонки сотрясали весь дом песнями Rammstein, а Стас с сигаретой во рту спокойно переодевался в комнате, стоя к Оле боком. Девушка неожиданно отчетливо увидела не такое уж худое, а вполне подкаченное тело с плоским накачанным прессом, полную татуировку на руке, которая тянулась до самого плеча, словно змея, рельефные руки и все подтянутое тело, скрытое лишь тканью черных боксеров.
Неожиданно Стас обернулся к застывшей Оле, изогнул в удивлении красивые брови, и, сверкнув карими глазами ничуть не стесняясь, выпустил клуб дыма в ее сторону.
Оля же, красная, смущенная и бешеная просто подбежала к музыкальной установке и нажала кучу кнопок одновременно, выключая это безобразие.
- Какого хера?! – повторила свой вопрос рассерженная девушка. – Ты куришь в комнате, музыка орет на весь дом, у соседей маленькие дети! Ты, ты! Что это за призывы Сатаны были?!
- Это не призывы, а Раммштайн, - улыбнулся Стас, поворачиваясь к ней спиной, чтобы затушить бычок в любимую кружку Елены и открывая, заодно, вид на свою не по годам развитую и мускулистую спину. – До одиннадцати вечера можно слушать музыку, мое курение тебя не касается, а вот ты, чтоб больше матом не ругалась, – Стас стал перебирать вещи, решая надеть ли ему черные домашние штаны или серые спортивные шорты по колено.
- Ты только что затушил бычок в мамин китайский сервиз, который стоит, как картины Рембранта, а тебя, блять, беспокоит ругаюсь ли я матом?! – Оля из состояния красного бешеного помидора, превратилось в бледный шокированный мел.
- Еще одно матерное слово, - Стас резко отбросил штаны на кровать и повернулся к ней лицом, - помою твой грязный рот с мылом.
Оля уже не просто побледнела, а позеленела и от его слов, и от открывшегося вида полуобнаженного Стаса. Девушка старалась не смотреть ему ниже пояса, где хоть и была ткань, вид, тем не менее, был еще тот, заставляя девушку смущенно отводить глаза в сторону.
- Ничего ты мне не сделаешь…пошел на хер, - последнюю фразу Оля не хотела говорить, но и проигрывать сводному брату не хотела. Вообще, Стас ее пугал, напоминая двуличного психа. В одно мгновение он защищает ее от нападок одноклассников, а в другое мгновение, как, например сейчас, темнеет от злости, и молочный шоколад глаз становится горьким, а затем легко как пушинку перекидывает Олю через бедро на свою кровать, нависая всем весом сверху.
- Ты псих!? Быстро слезь с меня! – девушка в который раз за сегодня от шока не знает, как реагировать и что сказать, потому что сильное, голое тело брата вжимает ее в пружинистый матрас. Потому что лицо его уже во второй раз за последние два дня слишком цинично близко от ее лица, а горячее сигаретное дыхание щекочет нос.
