До Обюторпа, где находится магазинчик, путь неблизкий. Когда Хедвиг наконец приходит туда, солнце висит уже совсем низко на небосклоне. Над дверью звенит колокольчик.
Сельский магазин – замечательное место, здесь есть всё, что только можно пожелать. Печенье, мыло, гвозди и наждачная бумага. Суп в банках и цветные мелки. Хедвиг расхаживает взад-вперёд между полками. Проводит по ним рукой и вдыхает запахи.
Вдруг под рукой что-то шуршит. Пакетики со сладостями. С вялеными засахаренными фруктами.
У Хедвиг аж слюнки потекли. Этот шорох, этот язык, на котором разговаривают все пакетики со сладостями, отлично знаком Хедвиг: «Купи нас! Купи!» – просят они хором.
Хедвиг берёт один пакетик. «Я стою всего двенадцать крон! – шуршит он. – Ты что, забыла, как приятно запихнуть в рот яркие липкие фрукты, которые застревают в зубах и от которых становится так сладко, что сводит язык?»
Хедвиг скорее бежит за корзиной. Ничего не поделаешь – из-за этих сладостей она совсем позабыла, что ей нужна только картошка.
Положив пакетик в корзину, она идёт дальше. И тут видит на полу большую коробку. В ней – картошка. «Одна, две, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять, десять». Хедвиг завязывает мешочек и направляется к кассе.
Но вдруг её что-то останавливает. Это что-то разложено красивыми розовыми рядами и тоже просит: «Купи! Купи меня – с клубничным вкусом. Меня можно жевать целую вечность, а можно выдуть пузырь, который лопнет на носу и прилипнет к волосам! Не это ли настоящее счастье?»
Хедвиг сглатывает. Конечно, было бы прекрасно купить ещё и жвачку. Но ведь она уже взяла сладкие фрукты.
«Ну и что? – говорит жвачка. – Я стою всего семь крон! Ты ведь понимаешь, как это мало!»
Дрожащей рукой Хедвиг берёт одну пачку и кладёт в корзинку. Она просто не может поступить иначе, просто не может.
Дяденька за кассовым аппаратом строго смотрит на продукты в корзине у Хедвиг. Нос его весь усеян чёрными точками. Дяденька пробивает покупки и говорит:
– Двадцать одна крона.
Хедвиг достаёт из кармана бумажку, которую дал ей Карл-Эрик.
– У меня только двадцать.
Дяденька впивается в неё взглядом.
– Тогда оставляй лишнее.
С болью в сердце Хедвиг глядит на покупки. Что же тут лишнее?
«Не я, – говорит пакетик с фруктами. – Меня надо брать!»
Жвачка твердит то же самое: «Меня нельзя выкладывать, я очень вкусная!»
Картошка лежит себе чёрной кучкой и вздыхает. «Да оставь ты меня, – говорит она. – Что может быть скучнее картошки?»
– Картошку, – глухо говорит Хедвиг кассиру.
Кассир откладывает картошку, снова всё пересчитывает и говорит:
– Девятнадцать.
Хедвиг берёт сдачу и спешит к выходу. Тут же вскрывает пакетик со сладостями и запихивает в рот один фрукт. Он зелёный и на вкус совершенно божественный. Но пока Хедвиг плетётся обратно, к горлу начинают подступать слезы. Нельзя было выкладывать картошку, Хедвиг отлично это знает. Бедный Карл-Эрик – он ведь дал ей свою последнюю двадцатку. Фрукты уже вообще ни капельки не вкусные и не сладкие, а солёные, потому что слёзы по щекам стекают прямо в рот. В голове скребётся страх. Что будет, когда Карл-Эрик узнает, что она натворила?
Нет, думать об этом невозможно. Она ни за что не вернётся обратно. Хедвиг садится в канаву, прямо в мокрую траву, и плачет.
Проходит совсем немного времени, и вот она уже вся трясётся от холода. Солнце давно село, пальцы на ногах онемели. Люди, которые проезжают мимо, не думают, что видят ангела. Они думают: «Вот сидит самая обычная замарашка и трескает сладости, и зубы у неё наверняка сгнили все до единого». Жвачка помялась и стала совсем плоская. В кустах на обочине темно.
Вдруг она слышит, как кто-то кричит:
– Хедвиг!
Это Карл-Эрик.
– Хедвиг!
– Да-а! – кричит в ответ Хедвиг.
Сперва к ней подбегает собака Рони. Следом ковыляет Карл-Эрик. Под мышкой зажат костыль.
– Что ты здесь делаешь? – спрашивает он.
Хедвиг не может выдавить ни слова, она только плачет. Карл-Эрик замечает в зубах у Рони пакетик со сладостями.
– Батюшки мои, – говорит он. – Но что уж тут попишешь. Не было картошки, да?
– Ну да, почти, – шепчет Хедвиг и протягивает сдачу.