– Давай купим лошадь! – просит она, дёргая его за штанину.
Бедный папа. Лошадь – дорогое животное. Даже самая дешёвая лошадка стоит несколько тысяч крон. Вот бы папа нашёл за сараем клад или в новостях вечером объявили: «Сегодня цены на лошадей упали на девяносто пять процентов».
Но нет, жизнь идёт своим чередом, и папин бумажник лежит на комоде такой же тощий, как всегда.
Однажды раздаётся телефонный звонок. Хедвиг снимает трубку:
– Алло?
– Здравствуй, Хедвиг, это Карл-Эрик.
Карл-Эрик – дряхлый старичок, который живёт в двух милях[1] от них. У него есть рыжая собака Рони, а во дворе носятся и трубят двадцать белых гусей. Карл-Эрик добрый. Только вот дома у него очень грязно. А вместо тёплого туалета – сортир на улице.
Карл-Эрик просит позвать к телефону папу. Хедвиг бежит в дровяной сарай. Папа рубит дрова – щепки летят во все стороны, поленца кувыркаются в воздухе. К зиме надо заготовить много дров.
– Тебя к телефону, – говорит Хедвиг.
Папа стирает пот со лба и идёт к дому.
– Давай купим лошадь! – кричит ему вслед Хедвиг.
Папа только качает головой. Он уже даже не знает, что на это отвечать.
Хедвиг сидит в сарае и смотрит на сложенные штабелями дрова. По одному полену ползёт жучок с длинными усиками. Это скрипун. Их почти никогда не увидишь – такие они редкие. Хедвиг сажает его на палец. Скрипун смотрит на неё и взлетает, оставив на пальце маленькую какашечку. Потом приземляется на поленницу и исчезает среди дров.
Когда с пальца слетает божья коровка, можно загадать желание, думает Хедвиг. Жук-скрипун встречается не так часто, как божья коровка. Поэтому куда вернее загадать желание скрипуну, чем божьей коровке.
Хедвиг зажмуривается. «Хочу, чтобы у папы наконец появились деньги на лошадь. Это будет моя лошадь. С гладкой шерстью и блестящей гривой».
Скрипун помахивает ей с поленницы усиками. Помашет-помашет и умрёт, думает Хедвиг, – ведь осенью все жуки умирают.
Вдруг дверь в сарай как распахнётся! Лицо у папы горит, глаза светятся.
– Ну, дорогая, – говорит он, – скорей в машину.
Хедвиг с любопытством идёт за ним.
– Что мы будем делать? – спрашивает она.
– Поедем к Карлу-Эрику, – отвечает папа.
– А что мы будем делать у Карла-Эрика?
– Я возьму у него прицеп.
– А зачем?
Папа улыбается:
– Увидишь.
Всю дорогу до Карла-Эрика папа загадочно улыбается. Он свистит и постукивает пальцами по рулю.
– Ну, дорогая… – приговаривает он.
Когда машина сворачивает на двор, гуси, потряхивая толстыми попами, бросаются врассыпную. Они шипят и показывают синему «саабу» язык. Навстречу, как огненный смерч, выскакивает Рони.
Карл-Эрик не выскакивает.
– Ай-ай-ай, – ковыляя по грязи, айкает он. У Карла-Эрика одна нога почти не сгибается. Это у него давно, с тех пор как он в молодости поранил ногу железным прутом. Железяка проткнула ногу насквозь и вышла с другой стороны. Нога была похожа на сосиску на палочке!
У Карла-Эрика острая бородка и большие уши.
– Он стоит за сортиром, – сообщает он. – Его не так-то легко вытащить, одному мне не под силу.
Это он, наверно, прицеп имеет в виду.
Папа уходит и вскоре возвращается с большим прицепом. Он прикручивает его к «саабу».
– Ну всё, я поехал, – говорит он. – Хедвиг, будь добра, помоги Карлу-Эрику, пока меня не будет. Ему с его ногой совсем тяжело.
Хедвиг кивает. Конечно, поможет. Для неё это сущий пустяк!
Когда «сааб» уезжает, Хедвиг и Карл-Эрик заходят в дом. На кухне тускло светит лампа в закопчённом абажуре. Засаленный стол блестит. На полу стоит ведро с рыбьими костями и хлебными корками. В тёплом воздухе над плитой вьются мухи.
Карл-Эрик достаёт из ящика старенький потрёпанный кошелёк.
– Послушай, ангел мой, не могла бы ты сходить в магазин и купить мне картошки?
«Ангел». Не часто такое услышишь в свой адрес. Когда Карл-Эрик произносит эти слова, Хедвиг прямо чувствует, как у неё за спиной вырастают крылья. Она кивает и берёт у него из рук двадцатку.
– Не вопрос, – говорит она.
– Штучек десять, – уточняет Карл-Эрик. – И смотри не попади под машину.
Шагая по дороге, Хедвиг высоко держит голову и едва заметно улыбается. Каждый, кто проезжает мимо, наверняка думает: вот идёт настоящий ангел.