— Ребята, хорошие новости!
Вошел Меэттянен, дежурный комиссар полиции порядка.
Меэттянен был уже почти пенсионного возраста, но, несмотря на это, сохранял военную выправку — вот и теперь он стоял, соединив пятки и выставив вперед подбородок, но, заметив убитого и кровь, отвернулся и, шевельнув губами, точно сплюнув, выдохнул:
— Ух, дьявольщина… — Потом кашлянул и повторил: — Ребята, хорошие новости! Стрелявших задержали.
— Врешь! Где?
— Недалеко от спортклуба. Группа Каллио схватила их по приметам. Они пытались сопротивляться — тут наши парни окончательно убедились — ага…
— Оружие при них было?
— Нет. Но долго ли от него отделаться?..
— А приметы полностью совпадают?
— Ну… Группа, во всяком случае, сообщила, что оба — темномордые, лет за двадцать, оба одеты аккуратно, в черные костюмы, под пиджаками свитеры… У одного вдобавок на большом пальце свежая ссадина, какую курок пистолета оставляет на неопытной руке.
На минуту воцарилось общее молчание — все уставились на Меэттянена, которому трудно было сдержать рвущуюся к губам улыбку.
— Тогда дело ясно как день, — выдохнул наконец Турман, и тут все одновременно поняли, что следует делать.
— Сейчас же в Управление и в камеру…
— Немедленно взять у обоих отпечатки пальцев с остатками пороховой копоти!
— Мордой вниз обоих типов, в тюремную одежду и в разные камеры…
— Наконец-то…
Меэттянен явно ободрился, отошел от двери и даже не пытался больше скрывать улыбку — он оказался победителем, и можно было забыть, что они относятся к «разным командам».
— Не поверите, ребята… Меня тут недавно холодный пот прошиб. Пришло сообщение, что откуда-то со стороны Глинянки послышались выстрелы — или выстрел. Я уж подумал… Но ничего там не нашлось. Это, видно, выхлопная труба или еще что-то. Сегодня просто настоящая война…
— Вот тебе и на. — Голос Турмана прозвучал растерянно — а он был не из тех, кто легко теряется. С разинутым ртом он глядел на вытащенные из бумажника покойного водительские права, точно это было какое-то диковинное животное, потом посмотрел на Харьюнпяа, на Кеттунена и Кауранена, посмотрел так, будто ждал объяснения, и под конец уставился на вытянутое на полу тело, словно ждал, что оно ему что-то скажет. — Это же Рейно Асикайнен.
— Кто?
— Какого черта?..
— Асикайнен?
— Так и есть — у него и усы такие же.
— Какой Асикайнен?
— Ну, Рейно. Рейска. Репэ. Да что вы, черти, не помните?
— Это наш…
— Полицейский?
— Господи. Полицейский… лежит тут, убитый… в крови…
Все остолбенели — точно комната наполнилась запахом какого-то вещества, которое заставило всех задержать дыхание; по лицам было видно, что все думают об одном и том же — что и они находились в опасности и спаслись только случайно. Каждый увидел, как он лежит на полу — с запекшейся кровью на губах и в глазницах, а вокруг стоят сослуживцы.
Наконец Кеттунен закричал срывающимся голосом:
— Здесь убитый полицейский!
— Рейно убит!
— Что там такое? Отойдите-ка…
— Убитый-то — полицейский.
Комната наполнилась вопросами и ответами, движением, шумом. В дверях стояло по крайней мере пять констеблей, потом они тоже вошли, откуда-то появились помогавшие допрашивать сотрудники отдела краж, кто-то выбежал на улицу. Скоро оттуда донеслись голоса — к окнам пятнами вплотную друг к другу прилипли лица.
— Они нарочно это сделали!
— Они на полицейского и охотились, а не на того…
— Не может ли кто-нибудь… хоть бы глаза ему за…
— Катитесь отсюда к дьяволу! Того, к чьим сапогам прилипнет пуля… я сам того парня кастрирую!
— Разве он несколько лет назад не перешел на другую работу?
— Он, кажется, в Вантаа перевелся?
— Крутой был парень — цыганам и другим бандитам спуску не давал. Раз как-то…
— Да ведь убийц поймали. Пошли-ка побеседуем с ними…
— Вон отсюда, все до единого!
— Харьюнпяа! — Тийликка стоял на пороге кухни, держа женщину за талию и за руку. — Что случилось? Это в самом деле полицейский? — Тийликка был ошеломлен, лицо его вытянулось. Потом он вспомнил о женщине и стал ее трясти. — Эта баба… она же вся в крови, ее к врачу надо. Кто он? Какой-то наш парень? Или из полиции порядка?
Харьюнпяа метнулся к кухне и попытался перегородить путь женщине — но не успел, она уже вошла в буфет и широко раскрытыми глазами обводила стены, пол, перевернутые столы и стулья, кровь — ту самую, которая хлынула из артерии Асикайнена, залив и ее. Потом увидела лежавшее на полу тело и замерла…
