— Тятька рад будет, что ты живая. Мне наказывал, чтоб тебя попрекнуть, если от буржуев этих домой не пойдешь!
— Нужны они мне!
— Чай, хорошо жить каждому хочется!
— Ой? — изумилась Харита, — какое там хорошо! Платье без карманов, на улице и без дождя, а под зонтиком ходят. В какую ни на есть жарищу в пальтишках ходят, парятся! Воров боятся, на ночь запираются дыхнуть нечем! Жрут много, а все такое, что в рот не возьмешь! Такой сыр едят, что в нем червяки! Вонища — сидеть за столом невозможно. А тетка представляет с утра до вечера — смотреть не хочется! Я бы все равно от них сбежала!
— Шалый народ! — сказал Алешка, — и зачем на свете живут?
— Так, зря!
Харита смахнула с лица дорожную пыль, копоть и сажу и высунулась еще глубже в осенний полдень. Черные квадратики парящихся полей, перепутанные с зелеными всходами озимых, кружились чем дальше, тем медленнее. Неверное, осеннее солнце установилось греть до вечера. Последние облака прятались за синею далью кончавшихся буграми полей.
Харита обогрелась полями, солнцем и белою булкою, засмеялась:
— А рыбак Герасим прохожему тоже рубль дал!
Алешка оглянулся на нее и ничего не ответил.
ГЛАВА ПЯТАЯ,
РАСКРЫВАЮЩАЯ ЗАМЫСЛЫ АВТОРА И ЗАМЕНЯЮЩАЯ ЭПИЛОГ РОМАНА
Огромный пузатый пароход, точно распухший от ветра, холода и ледяного сала, уже плававшего по серой воде, взвыл тревожным гудком у развалин мертвого города Увека. Старый рыбак посмотрел издали на пароход, на капитанский мостик, — оттуда, блистая медным рупором, кричал боцман на берег:
— Ло-о-одку! Эге, лодку, лодку!
Рыбак наскоро столкнул лодку с берега, сел в весла и пошел наперерез пароходу. Пароход замедлил ход. Рыбак налег на весла сильнее и через пять минут, ловко работая веслом, подвел остроносую лодку к железной лесенке, спущенной с кормы парохода.
Он бросил веревку наверх. Матрос ловко принял ее и подтянул лодку плотно к борту парохода. Рыбак посмотрел вверх и улыбнулся. С двумя женщинами стояла девочка. Она первою сошла в лодку, за ней, пугливо вскрикивая, неловко спустились остальные. За ними матрос побросал багаж и отпустил веревку.
Рыбак оттолкнул лодку. Пароход медленно зашлепал колесом. Рыбак передал весла женщине, сам сел в кормовое весло и поманил девочку к себе.
— Ну, ну! Налегай! — крикнул он женщине.
Та неловко взмахнула веслами, лодка, шатаясь из стороны в сторону, пошла к берегу. Волны парохода подгоняли ее.
Рыбак наклонился к девочке:
— Неужто съездила?
— Была!
— Ну и что же? Не тот?
— Не тот! — рассмеялась девочка, — совсем не тот. Как Баронск был, так и остался, только что название другое!
— А так все, как было?
— Все так же! Что Увек, что Поленовка — только что немцы живут, и вся разница!
Рыбак вздохнул.
— Отец пустил, что ли?
— Нет, сама!
— Молодец, девчонка!
— С Алешкой в Саратов трактор принимать отец поехал, а я — ширк на пароход — и туда! Хорошо, что здесь лодку вызвали, а то бы до Синеньких провезли!
Лодка подошла к берегу. Рыбак бросил весла, вошел в воду, вытянул лодку на берег. Женщины вынесли свои вещи, поблагодарили и ушли. Рыбак задержал девочку:
— Погоди, зайди ко мне в землянку. Когда еще до Поленовки доберешься, — пообедай со мной!
— Ладно!
— И поговорим!
— Пойдем, дяденька Герасим, поговорим!
Рыбак прибрал весла в кусты, подвязал к колу лодку, пошел голым ивняком до землянки. Низкая дверь была закрыта. Рыбак открыл, низко наклоняясь под притолкой. Девочка вошла за ним.
Маленькое окошко едва пропускало осенний сумеречный свет. В углу на самодельном очаге в котелке кипела вода над потухшими углями. Девочка оглядела землянку, очаг:
— Надо, дяденька Герасим, вам печку сложить на зиму!
— Печника хорошего нет!
Девочка засмеялась:
— А я-то на что?
— Какой ты печник, Харитка!
— Я-то? А вот поглядишь, как печку сложу!
Рыбак, смеясь, глядел на девочку.
— Ну, и бывалая же девка ты! — Он покачал головой, — вот города того только не нашла!
— Нашла! — серьезно сказала Харита, — право, вот нашла!
— Ой, врешь?
— Нашла!
Рыбак, изумляясь, присел на лавку.
— Неужто Баронск?
— Нет!
— Да где же?
— Ближе, дяденька Герасим!
— Врешь все! Что смеешься, смеху тут мало!
— А какой смех? В Поленовке у нас — город! В Синеньких — другой. В Саратове третий — куда ни поглядите, дяденька, все вот он — город Карла Маркса строится! На всю страну, на весь свет белый!
