Поезд шатался на стрелках, мимо мелькали бесконечные составы, открытые пасти черных депо, шипящие на путях паровозы, последние улицы и постройки Москвы.
— Мы теперь счастливые! — сказала Харита шопотом, — мы счастливые!
— Ну, да! Счастливые! — усмехнулся Алешка.
Глаза Хариты туманились грустью, она отвернулась от билетов, от белых булок, торчавших румяными мордочками из карманов Алешки.
— Чудная ты, Харитка! Да разве счастливыми плохо быть?
Харита повесила голову:
— Нас не возьмут туда!
— Куда?
— В город. Не примут. Скажут, вы счастливые. Вам тут местов не припасли!
— А нам очень надо! Я вот и дорогу туда нашел, да не поеду и сам!
— А я поеду!
— Поезжай! А зачем только теперь тебе ехать?
Харита растерялась.
— Зачем, спрашиваю? Отец у тебя теперь есть, нашелся. Машины ты сама всякие знаешь, чего ты в городе том не видела? И чего ты у бедного человека место отбивать будешь?
Харита отвернулась к окну — подвернулось ей счастье не во-время, а отказаться от него уже сил не было: ждал где-то отец, сидел напротив с билетами, булками Алешка, и от них бежать нельзя было.
— И притом еще неизвестно, тот ли город или нет, потому что настоящего-то Карла Маркса города и в редакциях не знают!
— А там все знают, что ли?
— Все! — без тени смущения ответил Алешка, — там уж все! На это она и редакция!
— А про город не знают?
— Не знают!
— Почему же не знают?
— Потому что и нету такого! — решительно сказал Алешка.
— А прохожий? Врал, значит?
— А что ж ему не врать. Пособирал с мужиков денег и пропал.
Харита посмотрела на Алешку с изумлением: удивительный был мальчишка — мог такой гвоздь забить в самое сердце, что и не вытащить уже потом никак, и все только одним словом да смехом.
— А чего тут врать? — задумалась Харита, — враного у него ничего не было: я все эти штучки сама видела. И как машинами пашут, и как на машинных печках стряпают, и по проволоке говорят и слушают, и на машинах катают, как мы вчера. Чего же тут неправды? Это везде есть!
— А коли это везде есть, так и тот город везде строится: тятька говорил, что, мол, жив не буду, а уж поленовских мужиков уговорю артелью трактор купить! Вот тебе и у нас в Поленовке Каркмаркс будет!
— Ой, — удивилась Харита, — ой! Погоди-ка!
— Что такое?
— А ничего! — оборвалась она и замолчала.
Вспомнился ей разговор с каменщиком, похожий на Алешкин, и в одно мгновение как-будто в лицо ей сверкнуло осеннее солнце, все осветило до полной ясности и опять спряталось за набежавшее облачко.
— Не знаю! — покачала она головой.
— А чего тут знать-то? Приедем мы к тятьке, с ним назад в Поленовку, почнем работать во-всю! Не на хозяев ведь работать с тобой будем, Харитка, а на себя! Поняла ты это?
Харита улыбнулась, не отвечая.
— Какая тут работа пойдет! Аж жарко небу станет! Отец при мне косил — знаешь как? Десятину в день косит и посмеивается! Вот работник!
Алешка вспомнил отца, заговорил его словами:
— А хозяйство по-старому, что ли, поведем? Нет, врешь! Тятька все совхозы обошел, тятька всякую премудрость произошел — он знает! А там и пойдет — трактора эти, жнейки, молотилки, всякая машина! Думаешь, у нас в деревне электрических фонарей не будет? Будет! Это простая штука, от нашей речки, тятька уж справлялся, установку провести можно! Думаешь, телефону не будет, радии не проведем, нужника с машинкой не сделаем? Все будет, дай срок! Такой Карла Маркса город поставим на Увеке, что за тысячи верст ехать будут, — только поглядеть! Это не черепки с городища! Это сурьезная штука!
Харита глядела в открытый Алешкин рот, жевавший, как белую булку, такие отчаянные слова. Таинственный город приближался к ней со всех сторон — с такой достоверностью и правдоподобностью, которой даже не было в словах прохожего.
— Дорожку мы к тому городу знаем теперь! — засмеялся Алешка, — от нас его не спрячешь! Сами с тобой на машинках катались, так знаем, отчего тележка без кобылы катится!
— В ней бензин горит! — наставительно заметила Харита.
— То и есть, что бензин! — дожевал Алешка булку и вытянул свежую за розовую мордочку, — на, хочешь, что ли?
Харита взяла булку неохотно, но, высунувшись в окно, стала жевать потихоньку. Алешка втиснулся к ней:
