Харита ждала, не продолжится ли разрушение. Потом осторожно пошла назад, где, может быть, и для нее открылся бы выход наружу.
Она подумала о синем небе, которое должно было сиять над провалом, вздохнула легко и пошла смелее. Но через десять шагов она наткнулась на стену, торчавшую камнями; коридор был наглухо завален, и Харита напрасно осматривалась кругом, надеясь найти хоть единую звездочку дневного света над крошечным признаком отверстия.
Выхода не было. Запах гнили и плесени без единой струйки свежего воздуха подтверждал, что коридор был засыпан навсегда. Харита всплеснула руками и побежала обратно к кургану, где должен же был быть какой-нибудь выход.
«Не Алешкиной же дырочкой попович лазил! — подумала Харита, — у них есть свой ход!»
Лучше уже было попасться на глаза поповичу, чем оставаться здесь, умирая от жажды, духоты и мрака. Харита вытянула руки, ощупывая стены и стойки, и пошла вперед смелее.
Несколько раз тонкими крылами задевали ее лицо испуганные летучие мыши. Прикосновение их было похоже на лесную паутину, садившуюся на лицо. Харита обтиралась рукою и пробиралась без страха вперед.
«Может, Алешка меня встретит!» — подумала она с тоскою и безнадежностью: Алешка, как вырвался, должно быть, умчался в деревню ловить чорта, знала Харита, что уж ничем его теперь не остановить.
«Ой, батюшки! Пропаду я здесь! — вздрогнула она и остановилась: где-то впереди слышался жуткий и непонятный храп, — что это?»
Она пошла тише.
«Алешка не придет! — подумала она, — не придет! Бросит он меня тут. Бросит! На что я ему теперь?»
Хотелось бы ей теперь сидеть где-нибудь в Поленовке на завалинке и ждать, как у Демьяновой избы будет Алешка с ребятами ловить чорта.
Гулкий храп, похожий на человеческий, приближался к Харите из темноты. Харита прислушивалась и шла вперед: шорохи ее не пугали. Если бы из темноты показался теперь с огненной пастью не попович, а самый настоящий живой чорт — она, вероятно, принялась бы разглядывать его бесстрашно с ног до головы.
«Нету никаких чертей, — вспомнила Харита, — все врут! Правду Алешка говорил!»
Она облизнула губы, сказала вслух просто:
— Ой, батюшки, как пить хочется! Хоть бы лужицу найти где-нибудь!
«А бог есть? — тут же подумала она и покачала головой: — ой, нету!»
Алешка-безбожник теперь, верно, уже перебулгачил народ в деревне, собираясь ловить чорта; потом заживет хорошо у хозяина, а она молилась-молилась, — и всю жизнь маялась в судомойках да няньках без радости.
Харита всхлипнула, отерла рукавом глаза.
«Уйду от Алешки, уйду в приют, буду одна жить! — На зло вам!»
Она согрелась от обиды, вытянула руки смело вперед. Стены вдруг кончились. Девочка шагнула направо и налево — там и тут стен не было. Запах свежей земли и воздуха освежил ее. Она прислушалась к тяжелому дыханию храпевшего где-то тут человека, пошла, растопырив руки, и услышала шорох в ногах, показавшийся ей радостней дневного света.
Она наклонилась, шаря руками по земле, и через минуту нащупала коробку спичек. От радости и мгновенной боязни, что коробка пустая, спички сожжены, — у нее задрожали руки. Но спичка вспыхнула с совершенной простотою и осветила земляной пол, груду смятой травы, храпевшего поповича на ней, бутылку с торчавшей в горлышке ее свечею, разбросанные окурки, корку хлеба и недопитую кринку молока.
Спичка догорела, обжегши пальцы, все исчезло во мраке вдруг, как во сне. Харита протерла глаза и тряхнула коробкой со спичками. Спички зашевелились в ответ, — тогда Харита с величайшей осторожностью зажгла свечу и, прежде всего, вцепилась в края кринки.
Она пила молоко с жадностью зверя. Она выпила все до дна и пролитые капли с платья осторожно на пальце донесла до горячих губ.
Напившись, она сидела несколько секунд неподвижно, наслаждаясь своей сытостью. Но свеча горела быстро — Харита встала. Она обошла с нею, крадучись, всю землянку с новыми стойками, поддерживающими ветхие матицы, и нашла в противоположной стороне узкий земляной ход.
Этот ход круто поднимался земляными ступенями вверх. Через минуту он вывел ее в угрюмое поле, под прозрачное синее небо, облитое заревом медного солнца, падавшего за лес.
