– Боюсь, не сдюжу.
– Пустое, – ответил Кузьма. – Нешто душе-то избавленной! Не помрешь – отдышишься. Ты ж старого лесу кочерга. Такая скрипит, трещит, но не ломится.
Последнее Клавдий Симеонович не очень-то понял, а в остальном Кузьма как в воду глядел.
В избе становилось все жарче, сильнее пахло воском и пряными травами. Лица покрывались потом, глаза блуждали по сторонам. Хлысты снова пришли в движение и ни минуты не оставались в покое: стояли, раскачивались, будто к чему-то прислушивались.
Чего они ожидали, Клавдий Симеонович уж понял: команды, для постороннего вовсе не различимой. И, само собою, дождались.
– Ах! Лечу! – крикнул кто-то в сенях, и тут же кинулись все вдруг по парам. Каждый мужик – с бабою. Схватились под руки – и завертелись на месте. Кому пары не досталось, крутился один. Но таких было не много.
«Это и есть в схватку, – подумал Сопов. – Что там далее по программе? Стенкой? Или же крест-накрест?»
Старец на нетвердых ногах, радевший купно с крутобокой низкорослой молодкой, вдруг остановился, отшатнулся к стене, хватая ртом тяжелый и вязкий воздух.
«Ну все, старичина, – не без злорадства подумал титулярный советник, – отвертелся ты на грешной земле. А потому – конец на сегодня всем экзерцициям. При покойнике-то не попляшешь».
Однако он ошибался.
Дед помирать не думал. Постоял немного с распахнутым ртом, а потом вдруг начал выкрикивать громогласно – и все на непонятном, диковинном языке, которого Клавдий Симеонович сроду не слышал.
Тут что началось!
– Накатил, накатил на корабль! Дух-бог снизошел! Радость-то, радость какая!
Все принялись еще пуще вертеться и прыгать. Хлыстами овладевало нарастающее исступление, и было оно крайне прилипчивым – к своему изумлению, Клавдий Симеонович почувствовал, что его так и тянет пристать к общему оживлению.
Крики, хриплое дыхание, треск восковых свечей.
Запах пота, запах многих разгоряченных тел.
Ослепляюще яркий свет.
Люди корчились, извивались, словно на них поголовно навалилась падучая. Было интересно – и страшно.
А потом будто заслонка упала.
Всеобщая ажитация к тому моменту достигла предела. Хлысты повалились на пол – там, где стояли. Мужики и бабы срывали друг с друга одежду, а после вытворяли такое, что Клавдий Симеонович сперва и глазам не поверил. Каждый был с каждым – без разбору возраста и родства.
«Это как же?.. – подумал Клавдий Симеонович. – Это что, свальня? Или мне только мерещится?»
Но ему не мерещилось. Сопов оглянулся – совсем рядом рыжебородый мужик любился со своей конопатой сестрой, на которой из одежды теперь оставался один только белый платок…
Титулярный советник понял, что сейчас с ним произойдет нечто ужасное. Словно в подтверждение, свечи потухли как бы сами собой, и в соборной стало совершенно темно…
* * *
– Ну что, обопнулся?
В голосе невидимого вопрошальщика не было на капли сочувствия.
Клавдий Симеонович ничего не ответил. Лежал как лежал и даже глаз не открыл. Только поморщился, словно от боли. Хотя боли взяться вроде как неоткуда.
Или же есть?!
Он вскинулся, с испугом закрутил головой. Хотел рывком подняться – не вышло. Кто-то удержал сзади за плечи.
– Не ерзай, – сказал прежний голос. – Поберегика живот.
– Живот?.. – переспросил Сопов. Он чувствовал себя неважно, мысли разбегались.
Надо сказать, что, когда в соборной загасли свечи, с Клавдием Симеоновичем приключилось некое помутнение рассудка. Со всей неотвратимостью титулярный советник понял: его ждет немедленное и чудовищное бесчестье. Он приготовился к баталии, потому что никак не мог позволить подобного над собой надругательства. Однако ничего не потребовалось, потому что вслед за тем Клавдий Симеонович неожиданно лишился чувств. Теперь же, придя в себя, он мучился ужасным вопросом: свершилось насилие или все-таки нет?
Осторожно высвободил одну руку, провел по брючному ремешку – здесь ли? Ремня на привычном месте не оказалось.
Клавдий Симеонович похолодел. Прислушался к своему организму на предмет тревожных сигналов. Однако ничего нельзя было понять, потому как у титулярного советника отчаянно болела голова и все плыло перед глазами. Попробуйте-ка в такой ситуации определить, где и что у вас не в порядке.