Такси уехало.
В угасающих сумерках старик около часа бродил по улицам. Ему попадались невысокие склады непонятно чего, окруженные колючей проволокой. Приземистые одноэтажные жилища, между которыми виднелись скудные рощицы чахлых пальм, – дома отстояли друг от друга не из роскоши, а потому, что их обитатели не доверяли соседям. Тротуаров не было, поэтому старик шел посредине дороги, по выщербленному и растрескавшемуся асфальту, в колдобинах и выбоинах, с многочисленными заплатками и пучками травы, – таким дорогам место в провинциальных полумертвых городках. Стояла удушливая жара.
Людей было немного. Иногда мимо пробегали дети, не останавливались. С крыльца ветхого домишки на старика смотрела женщина, будто любопытствуя, что это за дурак объявился. Мужчины, толпившиеся на перекрестках у продуктовых лавок, следили за ним глазами. Он шел медленно, на всякий случай, вдруг кто-нибудь покажет, куда ему идти. Никто не двинулся с места. Все были какими-то выдохшимися, вялыми, будто не могли набраться сил и ограбить дряхлого старца, который явно заблудился.
Наконец старик замедлил шаг.
Он что-то почувствовал.
Он медленно повернулся, втянул носом воздух, принюхиваясь, и направился к следующей улице. Дома там стояли еще дальше друг от друга; свет горел лишь кое-где. Ощущение было… правильным.
В конце улицы темнела громада какого-то заброшенного здания, и старик сразу понял, что это такое.
Он вошел, и они уставились на него.
Посреди громадного пустующего склада горел костер из сухих пальмовых листьев и обломков мебели.
Вокруг стояли пятеро. Трое белых, один негр, один полулатино, взрослые, всем хорошо за двадцать, а то и за тридцать, но одеты, как подростки, в куртки с капюшонами и обтрепанные джинсы. Каждый выглядел так, будто с удовольствием кого-нибудь избил бы. На полу и в проломах стен горели свечи – сотня, а то и больше.
Один, самый высокий из белых, захохотал:
– Ого! Да ты потерялся, дурашка.
Старик прошел дальше, остановился шагах в десяти от костра, молитвенно сложил руки и пристально посмотрел на каждого.
– Нет, – произнес он спокойным, рассудительным голосом. – По-моему, я в нужном месте. – Он вытащил из кармана бумажник и швырнул его к ногам говорившего. – Для начала разберемся с этим. Не хочу, чтобы вы отвлеклись на обычный грабеж.
Высокий недоуменно поморщился.
Его приятель поднял бумажник, профессионально ознакомился с содержимым и присвистнул.
– Шесть сотен, – доложил он высокому, явно вожаку. – И мелочь. Мы его прямо сейчас убьем?
Высокий промолчал. Его звали Роберт. Точнее, так его звала мать. Она умерла уже давно, как и отец и две его сестры. Теперь все называли его Нэш. Он исхитрился прожить почти сорок лет – внушительный возраст, по меркам местных уголовников, – и за это время натворил много всяких дел. В общем-то, трудно сказать, чего он не натворил. Достаточно будет и того, что женщины, мужчины и дети видели его в ночных кошмарах и просыпались в ужасе от жутких воспоминаний о его злодеяниях. Нэш грабил, калечил и убивал – ружьем, ножом, голыми руками или продажей наркотиков, смешанных с мелом, чистящими средствами или просто уличной пылью.
Короче говоря, Нэш был очень нехорошим человеком, а в последние полгода начал исследовать новые сферы, способы и средства совершения злодейств.
Однако же он был весьма неглуп. Поведение старика говорило о том, что просто так его не убить. Во всяком случае, пока не убить.
– Чего тебе?
– Зачем свечи?
Трое переглянулись.
– Мы сатанисты, – гордо объявил один тип, не выпуская из рук бумажник старика.
– Заткнись, – сказал Нэш.
Старик с любопытством уточнил:
– Правда?
Тип с бумажником не собирался затыкаться:
– Что, не веришь?
– Раз ты говоришь, значит так оно и есть.
– Попробуй только не пове…
Нэш повернулся к типу с бумажником и зыркнул на него. Тип умолк. Замер с раскрытым ртом. Попытался сомкнуть губы, но не получалось. В конце концов он сжал челюсти. Лоб его покрылся испариной, руки дрожали.
Старик с интересом наблюдал за происходящим.
Дрожащий тип отступил в тень. Остальные последовали за ним. Нэш остался стоять перед стариком.
