Такова же суть прочих наших поступков. Богу свойственно давать, но отнюдь не просить, разве что для нас же самих; прося о чем-то у нас, он не о себе заботится: тому, кто радеет о нуждающихся и насыщает голодных, нужда неведома. Он всем владеет и всех наделяет. Достояние свое он раздает и расточает щедрей, чем ты раздавал бы воду морскую, и не твоему убожеству тягаться с милосердием божьим.
Но и в этом мы хотим походить на всевышнего. Он сотворил меня по своему подобию, значит, я должен быть подобен ему во всем, как оттиск — гравюре. Как мы безумствуем, как изводим себя, как суетимся и терзаемся для того, чтобы отдать свое достояние жадным наследникам! Скряга и богатей, ростовщик и нищий — все копят, чтобы отдать, но мало кто понимает, как это делать, и большинство отдает после смерти.
Спроси тех, кто копит и погребает деньги заживо, зачем они это делают; одни скажут — для наследников, другие — на помин своей души, третьи — чтобы оставить после себя память; никто не надеется забрать деньги на тот свет. Видишь, как всем хочется отдать свое добро, да только отдают они не вовремя, и даяние их, как выкидыш, несовершенно. Но в конце концов в этом наша цель, наше призвание.
Воистину подобен богу тот, кто, имея, что дать, дает щедро и от всей души! Как легка его рука, как радостен лик! Какое блаженство в его сердце, какая отрада в душе! Морщины на его челе разглаживаются, кровь в жилах течет быстрее, он молодеет, он счастлив без меры, когда знает, что может раздавать без страха.
Вот почему, желая поступать по примеру создателя нашего, мы так радостно даем и так неохотно просим; вот почему люди, коих божественная десница наделила не только жизнью, но и благородством — даром не менее драгоценным, готовы впасть в нужду, снести любые лишения, только бы не просить о помощи.
Таких людей надобно жалеть и помогать им не скупясь, — и тут-то сказывается, кто истинный друг и благодетель. Заметив человека в нужде, спеши помочь, не дожидаясь просьб; а те, кто ждет, пока у них попросят, за теми заслуги нет — они не дают, не ссужают, но возвращают долг, не дарят, но продают с прибылью и выгодой. Друг тот, кто помогает в нужде, а помогает тот, кто приходит вовремя. Не жди, пока попросят, сам предлагай, беги на помощь, не медли.
Разболтался я и, верно, наскучил тебе — прости меня, невежду, ради доброго моего намерения. Итак, привилегия просить дана только нищим. Сие исключительное право, замечу, равняет нас с королями — они, как и мы, не в пример всем прочим, могут просить, не унижая себя[186]. Но есть и различие: короли просят у общества, ради общего блага, чтобы избыть нужду, а нищие просят ради себя, чтобы жить в праздности.
Вторая привилегия — право пользоваться всеми пятью чувствами. Кто в наше время наслаждается ими откровенней и свободней, чем нищий? Кто, как он, живет по своему вкусу? И раз уж зашла речь о вкусе, начнем с него. Мы, нищие, со всякой ольи снимаем навар, пробуем от всякого блюда, на всяком пиршестве получаем свою долю. Пусть нынче ты вернулся с пустыми руками, что ж, тебе подадут завтра, не в этом доме, так в соседнем. Мы обходим все дома, всюду просим, всюду угощаемся и, не задумываясь, можем сказать, где вкуснее всего готовят.
А слух! Кто слышит больше разных разностей, чем нищий? При нем говорят без опаски, полагая, что нищему ни до чего нет дела. На улицах, в домах, в церквах — в любом месте народ без стеснения толкует при нищих обо всяких делах, и даже весьма важных. А сколько серенад мы выслушали, ночуя на улицах и площадях! Сколько любовных объяснений подслушали! Для нас не было тайн, и о делах государственных мы знали в тысячу раз больше, чем прочие жители, слушая разговоры о них в тысячах мест.
Что же до зрения, то им мы пользовались с величайшей свободой, а нас никто не замечал, не трогал, не прогонял. Часто я ловил себя на том, что, прося подаяния в храме, с вожделением гляжу на молящихся. Яснее сказать, на красоток с ангельскими личиками, на коих даже вздыхатели не дерзали взглянуть, чтобы себя не выдать; нам же это дозволялось.
