Иной раз, услышав твои просьбы, человек снимет перчатку, засунет руку в карман — ты уж радуешься, думаешь, что тебе хотят дать монету, а он только вытащит носовой платок и прочистит нос. Все же ты не злись, не ворчи, потому что неподалеку может оказаться другой человек, который собирался подать тебе милостыню, но из-за дерзких твоих слов раздумает.
Ежели тебя встречают радушно, приходи каждый день: привязанность к дому — верный доход. Уходя, не забывай помолиться за упокой души всех умерших в этой семье и о ниспослании благоденствия дому сему.
На брань отвечай смирением, на грубость — кротостью; помни, что ты испанец, а нас повсюду ненавидят за нашу заносчивость. Кто хочет вытянуть деньги из чужого кошелька, тому надобно просить, а не грозиться, умолять, а не браниться: ласковое теля двух маток сосет.
Ежели ничего не подадут, отвечай со смирением: «Хвала господу! Да хранит он вашу милость и дарует обитателям дома сего доброе здоровье, мир и веселье, дабы могли они поделиться с бедняками». Таким способом я немало заработал. Кротко эдак отвечу, сложив руки, как на молитве, и подняв глаза к небу, — глядишь, зазовут в дом и что-нибудь дадут.
Добрый старик сверх того научил меня подделывать язвы и опухоли, притворяться, будто у меня парализована рука или нога, изменять цвет лица и посвятил во многие другие тонкости ремесла, придуманные для того, чтобы нищих не упрекали, что они — люди здоровые, сильные и годные работать. Да, много добра он мне сделал. Ему были ведомы любопытнейшие тайны природы, и от меня старик ничего не скрывал, считая понятливым малым, хоть и новичком в деле. Одной ногой он уже стоял в гробу, а потому хотел оставить после себя капеллана замаливать его грехи. Так оно и сталось, ибо вскоре он умер.
Мы, нищие, часто собирались и советовались, в каких выражениях христарадничать. По вечерам мы их зубрили и придумывали новые. Некоторые из нас с того и жили, что сочиняли эти жалобы и продавали другим, словно комедии. Чтобы тронуть сердца и вызвать сострадание, все шло в дело.
По праздникам мы подымались спозаранку, спешили в храмы к отпущению грехов, чтобы захватить места получше: кому удавалось пристроиться у чаши со святой водой или в приделе, где молятся кающиеся, тот был не в убытке. А иногда отправлялись бродяжить и обходили все деревни и мызы в округе. Из таких походов мы всегда возвращались с богатой добычей: крестьяне, жалея нас, щедро подавали сало, сыр, хлеб, яйца, одежду.
Бывало, попросишь Христа ради глоточек вина, дескать, сосет под ложечкой — мочи нет. А тебя спросят, есть ли во что налить. Мы же носили при себе, вроде для воды, кувшин, чуть поменьше, чем на пол-асумбры; вот и наполнят его вином до краев. Тогда отойдешь немного от дверей дома и перельешь вино из кувшина в мех, который висел у нас сзади на поясе и вмещал четыре асумбры. Еще улицу не прошел, глядишь, мех уже полон, надо возвращаться, слить вино в бочонок, а уж потом продолжать обход.
Ходили же мы — не поймешь, обутые или разутые, в шляпах или с непокрытой головой, ибо на ногах носили стоптанные худые опорки и шляпа была одни дырья. Сорочек мы не надевали. Начнешь, как положено, клянчить жалостным голосом, а тебе скажут: «Прости, братец! Бог подаст, а мы в другой раз!» Тогда попросишь хоть пару старых башмаков или негодную шляпу «для бедняка, что ходит в зной и ненастье голый и босый! Благословен господь, что избавил вашу милость от бед и мытарств, какие мы терпим! Да умножит он свои благодеяния и охранит вас от козней недругов, да ниспошлет он вашей милости здоровье душевное и телесное, в нем же истинное богатство!»
Ежели и на это скажут: «Поверь, братец, дать тебе нечего, ну совсем нечего», — тогда можно еще попросить: «Подайте хоть старую рубашку, ветхую, негодную» чтобы мне, злосчастному, наготу прикрыть и язвы залечить, а вас да укроет на небесех господь своей благостыней! Христом-господом заклинаю, сжальтесь над убогим, ибо не в силах я трудиться и заработать на одежду! Благословенна пречистая дева Мария, заступница наша!» Станешь так приговаривать — каменное сердце и то смягчится!
