— Он что, сам разобраться не может?
— Не ведаю-с, — секретарь развел руками.
— Шпионы — это интересно, — Раковский даже отставил в сторону стакан. Левая бровь приподнялась. — Никогда не видел живых шпионов.
— А сумасшедших? Или беглых?
— Этого добра навалом, — отмахнулся гусар.
— Ну что ж, пойдем, взглянем на шпионов, — вздохнул Каверин.
В бесконечной череде дел, свалившихся в преддверии войны, свободного времени у него было мало. А тут даже с племянником не посидишь.
— Хотя, — вдруг переменил решение губернатор, — пусть-ка их доставят сюда. Что нам зря ходить?
— И то верно, — согласился с дядей привставший было гусар.
К чему куда-то идти, когда на столе хорошее вино, а рядом — близкий родственник?
Гроза собиралась всю вторую половину дня. Она намекала на грядущее торжество повисшей безветренной духотой, только много ли значили ее намеки? Начало мая выдалось на редкость жарким, да, собственно, уже в апреле потеплело так, что народ стал быстро избавляться от курток, а затем и свитеров, досрочно переходя на летние одежды. А тут как назло еще дорога подвернулась такая, что настоящей скорости не дать, и врывающийся в открытые боковые стекла встречный ветер несет не столько прохладу, сколько всё то же тепло.
— Продует нафиг! — вдруг заявил сидящий за рулем Санек, поднимая стекла. — Потом простынем!
— Стушиться лучше? — съехидничала Юлия. Ветер хоть обдувал, не давал майке промокнуть от пота.
— Лучше вообще было не ехать к твоей подруге в такую даль! — огрызнулся Санек. Широкоплечий, среднего роста, с длинными, забранными сзади в хвост волосами, с несколько высокомерным выражением лица, он лишь покосился на подругу. — Вечно тебе куда-то надо! Так и катайся, меня брать зачем? Могли бы смотаться на твою дачу, да с большей пользой провести время там. Теперь пока доедем до Москвы! Тут до Калуги еще пилить хрен знает сколько километров.
— Не порти впечатления, — миролюбиво отозвалась девушка.
— Не порти! А тебе можно? — огрызнулся парень.
— Кому я порчу? Жарко, и всё. Хорошо съездили. — Подруга все-таки была ее, и понятно, что впечатления Юли отличались от впечатлений Санька.
— Посмотри, — Санек кивнул на потемневшее справа небо. — Не иначе, гроза будет.
— Хорошо, свежее станет.
— Свежее! Знаю я наши дурацкие дороги! Занесет где-нибудь.
— Давай я поведу. — Автомобиль принадлежал девушке, и она лишь уступила место за рулем избраннику.
— Вот еще! Доверься тебе! Хоть бы до нормальной магистрали добраться! Понастроили дач у черта на куличках! — Он говорил так, будто дачи москвичей были к городу ближе.
— Не хочешь — не доверяй, — Юле не хотелось ссориться.
Между тем небо темнело очень быстро. Вроде бы минуту назад туча показалась на горизонте, и вот она уже захватила половину неба. Природа застыла в напряженном ожидании. Встречный ветерок и тот куда-то исчез, хотя может ли такое быть?
А потом молодая трава пригнулась под яростным порывом ветра, закачались деревья, небо озарилось вспышкой, и на машину обрушился поток воды.
Девушка засмеялась, наслаждаясь буйством стихий, но ее смех утонул в раскате грома.
— Окно закрой! — прикрикнул Санек. — Зальет!
Он был прав. Но так хотелось подставить руку под почти тропический ливень!
Молнии сверкали непрерывно, из-за раскатов грома нельзя было не только говорить, даже ругаться, а дворники не справлялись с заливавшим лобовое стекло потоком воды. Пришлось еле ползти, ежесекундно рискуя сорваться в кювет или застрять в мгновенно образовывающихся в выбоинах старого асфальта лужах. Помнилось только, что где-то впереди замаячила не то деревня, не то поселок, но сколько до него ехать на такой скорости?
И темно-то как! Словно раньше времени наступила беззвездная ночь, почему-то сопровождающаяся яркими вспышками. Ночь, в которой фары настолько бесполезны, что и не понять, горят они вообще или что-нибудь замкнуло?
Мысль оказалась в руку. Иначе говоря, накаркали. Близкий удар качнул машину, потряс ее пассажиров до основания, оглушил, но это было сущей ерундой. Серьезным было иное: двигатель заглох и заводиться не собирался.
— Блин! Блин!! Блин!!! — Санек пытался хоть как-то запустить мотор, без которого автомобиль превращался в крытую телегу.
