-- А ты кем до войны-то был? -- вдруг спросил Шахаев и подсел к нему поближе.
-- Учился в десятилетке. Хотел потом поехать на агронома учиться.
"Еще один агроном!" -- улыбнулся парторг, вспомнив сержанта Фетисова.
-- А сколько тебе лет? -- спросил он, уловив в голосе своего собеседника что-то совсем юное.
-- Уже восемнадцать вчера сравнялось! -- гордо, баском ответил Алеша.
-- Так у тебя вчера был день рождения? -- удивился Шахаев. -- Что же ты молчал?
-- А зачем говорить. На войне ведь дни рождения не справляют.
-- Да... Восемнадцать, говоришь... -- раздумывал Шахаев. -- Как же ты, братец мой, умудрился так рано в армию-то попасть?
-- Добровольцем.
-- А после войны кем бы ты хотел стать? -- Шахаеву все больше нравился этот молоденький и прямодушный паренек.
-- Мое решение твердое -- агрономом! -- убежденно заявил Алеша. -- Сады буду разводить. У меня все книги Мичурина дома имеются. Видал, сколько садов немцы уничтожили -- страсть одна! Вот я и буду разводить.
Беседу Шахаева с Мальцевым прервал возвратившийся от генерала лейтенант Марченко.
-- Федя! -- ласково позвал Забарова командир роты. -- Есть одно интересное заданьице. Хочу поручить его тебе.
Плотно сжатые большие губы Забарова шевельнулись, но глаза остались прежними -- угрюмоватые и сосредоточенные. Он коротко спросил лейтенанта:
-- Какое?
Марченко объяснил.
-- Сможете?
-- Да уж как-нибудь. Только к начальнику разведки схожу, посоветуюсь с ним.
-- Что ж, сходи. Желаю успеха, Федя, -- протянул Забарову тонкую руку лейтенант. -- Может быть, ребятам поднести по одной... для храбрости?
-- Не надо, -- отрубил Забаров и, темнея в лице, добавил: -- Не нужна мне такая храбрость.
Стоявший неподалеку Ванин, услышав слова старшины, сокрушенно вздохнул.
-- Шахаев! -- позвал Забаров старшего сержанта.-- Пойдем со мной к майору Васильеву.
-- Сейчас, товарищ старшина!-- отозвался Шахаев и стал подниматься с земли. -- До свиданья, дружок, -- сказал он Алеше. -- Мы еще не раз поговорим с тобой о жизни. А разведчик из тебя обязательно получится, и в общем неплохой. -- Шахаеву хотелось сказать что-нибудь доброе, хорошее этому славному юноше, но на войне трудно подбирать нежные слова. Похлопав Мальцева по плечу, парторг повторил: -- Сенька не нрав. Ты станешь хорошим разведчиком, Алеша, -- и быстро пошел к Забарову.
Наступила ночь. Разведчики отдыхали. Но Ванину сегодня не спалось. Он подошел к Акиму и, увидев, что тот тоже не спит, стал донимать его разговорами.
-- А здорово ты, друже, немцев-то напугал, -- заговорил он, присаживаясь рядом.-- Всю дорогу у них только и разговор был про тебя, -вдохновенно врал Сенька. -- Сильно, говорят, этот очкастый руссиш зольдат бьет в морду. Вот какие отзывы о тебе я слышал, Аким! И знаешь, рассказывают с удовольствием, черти! Даже, можно сказать, с уважением к тебе. "Ах какой суровый этот руссиш зольдат!.." А этот "зольдат" до сих пор тележного скрипа боялся, по голове бандюг гладил, этакий добрый паинька!.. А сейчас начал помаленьку исправляться. Там, в пехотном окопе, здорово ковырнул фашиста. А в ту ночь с этими обозниками, прямо тебе скажу, ты был молодец, Аким!
Аким слушал Сеньку рассеянно, вяло и так же вяло ответил:
-- Не удержался. А не следовало бы горячиться.
-- Не удержался. Не следовало бы! -- передразнил Ванин. -- Опять ты за свое! Да ты видишь, как они о тебе сразу заговорили, когда ты их только попугал. А дал бы ты им по роже не один, а разков пяток, они бы просто с восхищением о тебе сказали. Знаю я их!
-- Меня вовсе не интересует, что они обо мне говорили, -- все так же равнодушно ответил Аким, проверяя рацию, которую вручил ему командир, -старая специальность связиста пригодилась разведчику.
-- Они, можно сказать, в восторге! -- гнул свою линию Семен. -- А ты -"не следовало бы". Эх, нюня! -- Ванин от чистого сердца сплюнул. -- Да они, поганые твари, видал, что с нашими людьми делают?
-- Ну, видел. Что ты, собственно, пристал ко мне? Подумаешь, геройство -- пленных бить. В бою -- другое дело.
-- Везде их надо бить! -- убежденно сказал Ванин.
