-- Ну, а теперь можете идти. Передайте работникам политотдела, что вечером -- совещание. Пусть вызовут замполитов из полков.
"Неужели к переходу границы готовятся?" -- с трепетом подумал Марченко.
Гуров свернул карту и вышел.
Марченко не выдержал и спросил:
-- В Румынию собрались, товарищ полковник? Далеко загадали.
Демин коротко, но внимательно посмотрел на лейтенанта.
-- Почему же далеко? Это наш завтрашний день. Я вас, собственно, и вызвал затем, чтобы предупредить: вы ведь теперь будете планировать вместе с комбатом бои. Но, планируя, не забывайте, что приближаемся к самому ответственному и трудному рубежу. Судя по всему, нам придется перенести свои военные действия за границы нашей земли. Это накладывает на нас огромнейшую ответственность. Там, на чужой земле, на каждого нашего солдата будут смотреть как на представителя нового мира. Он, советский солдат, должен принести не только освобождение народам Европы, но и святую правду о своей великой Родине. Пусть он пройдет по чужим землям как знаменосец всего передового, светлого, разумного...
Демин говорил негромко. На его щеках появился слабый румянец.
-- Не забывайте же об этом, готовьте солдат к великой миссии! -- не повышая голоса, добавил начподив.
В продолжение всего разговора он ни разу не напомнил лейтенанту, что тот отстранен от командования разведротой и заменен Забаровым. Напротив, Демин усиленно подчеркивал большую ответственность работы старшего адъютанта батальона. Марченко оценил это и с благодарностью смотрел на начальника политотдела.
-- Спасибо, товарищ полковник!.. -- взволнованно проговорил лейтенант. -- Я не забуду ваших слов!.. До свиданья!..
-- До свиданья! Главное -- побольше находитесь среди солдат. Прислушивайтесь к их разговорам, больше заботьтесь о них.
Марченко ушел, и Дeмин остался один. Вспомнил, что еще с утра к нему приходил старшина разведроты. Смущенно сопя и теребя свисающие усы, безмерно счастливый, Тарасович попросил начальника политотдела:
-- От жинки письмо получив, товарищ полковник. Може, прочтете?.. И дочка теж...
-- Обязательно прочту, Петр Тарасович! -- взволнованный не меньше Пинчука, ответил Демин.
И вот только сейчас он торопливо извлек из конверта листок. Перед глазами побежали незнакомые, но до боли сердечной родные строчки. Живы-здоровы. Ждут своего батьку. А это что? Стихи, сочинила Пинчукова дочурка? А ну!..
Папы нету дома
И нe может быть,
Потому что папа
Должен нефцев бить.
Не "нефцев", девочка, а немцев, фашистов!.. Дай-ка мы поправим... вот теперь так!..
Демин на минуту задумался. Вдруг, ощутив теплоту под глазами, засуетился, замигал ресницами, растерянно поглядел вокруг себя и почувствовал, что нe может больше оставаться в своей комнате. Быстро одевшись, он направился в политотдел. На улице мела поземка. Колючие снежинки впивались в лицо. Полковник, сильно нагнувшись и борясь с ветром, твердо ставил свои короткие ноги, стараясь идти быстрее.
Он торопился...
2
Сенька Ванин на попутной машине возвращался из госпиталя в свою дивизию. Его физиономия сияла довольной плутовской ухмылкой. А ведь совсем недавно ему пришлось пережить немало неприятных минут. Начальник госпиталя, тучный седовласый подполковник, хотел было направить выздоравливающего гвардии ефрейтора Ванина Семена, как это полагалось, в армейский запасной полк. Сенька до глубины души был обижен этим и устроил начальнику настоящую обструкцию. Но, сообразив, что этот крик души к добру не приведет, Ванин скорехонько перестроился:
-- Да вы знаете, товарищ подпол ковник медицинской службы, какая у нас дивизия! -- чуть нe плача, продолжал он. -- Ведь она -- заслуженная, я ее ветеран!.. А вы меня в какой-то там запасной...
И начальник госпиталя уступил.
Как ее... эту вашу дивизию... э... зовут? -- проворчал он в свои обвисшие, как у Пинчука, усы и позвал писаря.
-- Значит, так, -- начал Сенька с великим удовольствием. -- Пишите: Гвардейская Красноградская ордена Ленина, дважды Краснознаменная...
Но начальник госпиталя охладил Сеньку.
-- Номер какой? -- равнодушно спросил он.
