— Вас? — раскрыл рот эсэсовец и замер, уставившись на разведчика. Михаил поднял с травы фляжку, снова поболтал ее. В ней уже ничего не было, и это возмутило старшего сержанта до глубины души.
— «Вас», «вас»! — презрительно передразнил он эсэсовца. — Спирт, гад, вылил! Теперь смолу пей!..
— Кто ты? — недоуменно спросил эсэсовец.
— Успеешь, познакомимся. А пока сиди вот и не дергайся, — строго пригрозил Шаповалов. Теперь он был уверен, что пленный эсэсовец будет жить, и — успокоился.
Но не мог успокоиться эсэсовец.
— Кто ты? — настойчиво повторил он. — Камрад? Немец?
И, будто ему в ответ, откуда-то, видимо, с дороги, долетел зычный голос Кремнева:
— Шаповалов! С кем это ты балакаешь? Выгоняй машину!
— Р-русские? — чуть слышно выдохнул эсэсовец.
— Да, русские, — по-немецки подтвердил Михаил и крикнул:
— Товарищ капитан! Идите сюда на минутку!
Затрещали сухие сучья, и из тьмы вынырнули трое.
Первых двух — Кремнева и Филиповича — Михаил узнал сразу. Третий был ему не знаком.
— Ну, что тут у тебя случилось? — недовольно спросил Кремнев, остановившись возле машины.
— Да вот, товарищ капитан, немца поймал, — ответил старший сержант и осветил фонариком эсэсовца. Тот испуганно прикрыл здоровой рукой глаза и приподнял голову, очевидно, стараясь понять, что с ним хотят делать. Кремнев и Хмара переглянулись.
— Полковник. Обер-фюрер войск СС, — шепнул Хмара на ухо Кремневу. — Вот это гусь! А ну-ка спроси у него, из какой он дивизии?
— Из Берлина, — услышав вопрос, ответил Шаповалов. — Видимо, приехал под Ржев поднимать боевой дух. Вот его удостоверение, а вот еще, видно, очень важные документы, — добавил старший сержант и передал Кремневу полевой планшет эсэсовца.
При свете фонарика Кремнев и Хмара вынули из планшета большую оперативную карту и, развернув ее на капоте автомашины, начали всматриваться в разноцветные линии, условные знаки и цифры.
— Четвертый танковый корпус? — Хмара вопросительно посмотрел на Кремнева.
— Такого на нашем участке не было, — ответил Кремнев. — Видимо, откуда-то перебросили.
— Ровно месяц назад этот корпус был во Франции.
Услышав слово «Франция», эсэсовец насторожился.
Это заметил Кремнев и, старательно подбирая слова, быстро спросил по-немецки:
— Полковник! Четвертый корпус прибыл сюда из Франции в начале октября?
— Я, — застигнутый врасплох точным вопросом, ответил эсэсовец.
— Какие еще новые части прибыли на этот фронт?
На губах полковника заблуждала скупая саркастическая усмешка.
— Капитан, — проговорил он почти спокойно. — Даже эсэсовцы, о которых, надеюсь, вы довольно много наслышаны, не допрашивают своих пленных связанными.
Кремнев кивнул Шаповалову, и тот неохотно развязал фашисту ноги. Эсэсовец медленно встал, выпрямился во весь свой завидный рост и произнес:
— Благодарю, капитан. Но разрешите мне на ваш вопрос не отвечать. Я — немецкий офицер и, надеюсь, вы поверите: больше того, что сказано в моих документах, я не скажу.
Кремнев и Хмара снова переглянулись. Шаповалов перевел сказанное. Хмара усмехнулся:
— Играет роль героя. Ну, да ничего. Едем. В штабе армии заговорит. Просите его в машину.
Когда Шаповалов, Хмара и эсэсовец уселись в машине, Кремнев повернулся к Филиповичу и протянул ему руку:
— Ну, что ж, Сымон Рыгорович, простимся?
— Подожди, — оглянувшись, торопливо заговорил Филипович. — Все же не могу я... да что они меня так, а? Не крути, Василь, ты же знаешь! Ты все знаешь!..
Василь заглянул в глаза Сымону, и вдруг решил рассказать ему все, что услышал от Хмары. Украдкой оглянувшись на машину, он наклонился ближе к уху Филиповича и тихо промолвил:
— Да, знаю. За сына, Сымон Рыгорович.
— За Пашку?!
— Да. За него.
— Погоди. Но ведь давно всем известно, что он...
— Нет, не хулиган. Хуже. Дезертир.
— Что-о?!
— Не обижайся, Рыгорыч. Но это правда. Сбежал Павел с фронта. 24 февраля, вот отсюда, из-под Ржева.
Сгорбившись, Филипович с минуту стоял неподвижно, потом как-то неуклюже повернулся и, пошатываясь, медленно пошел прочь.
Прислонясь плечом к шершавому стволу сломанной снарядом сосны, Кремнев стоял и смотрел ему вслед, будто уже знал, что тот, кто сейчас ушел от него, — ушел навсегда...
