Старший братец сам ткнул его в спину кулаком.
— Нет, служивый, не доверю я тебе сотню, — рассмеялся тихо, — проспишь ты ее, проворонишь!
Жив обернулся, поглядел на Дона в упор, будто не видя его, насквозь, все еще падая в синь бездонную, промолчал.
— Ладно, ты не теряйся, — добродушно успокоил Дон. — Давай-ка, служивый, силой с тобою померяемся. Или слабо тебе?!
Жив стряхнул оцепенение.
— Не положено, — ответил коротко.
— Ух ты какой! — Дон отступил на полшага, оценивающе пр иглядываясь к стражнику, презрительно кривя губы. — А ежели я вот так?!
Он резко взмахнул левой рукой у самого носа Жива, и неожиданно и сильно толкнул его правой в плечо, наступив на ногу. Жив невольно ухватил обидчика за туловище, обеими руками, сдавил, приподнял. И тут же две мощные ноги, согнувшись, уперлись ему в грудь — Дон вырвался из объятий, отскочил и, перевернувшись через голову, встал на ступни, подогнул колени, готовый к борьбе. А Жива отбросило назад, он еле удержался — старший брат весил не меньше быка-полугодка. Хотел было ринуться на него, попытать силы… Но преломил себя, заставил смириться, положил ладонь на рукоять меча, давая понять — он стражник, для охраны присланный сюда, а не для забав и потех.
Дон тут же выпрямился. Рассмеялся. Он был доволен собой и, судя по всему, большего ему уже не требовалось. Он лишь подошел ближе, хлопнул служивого по плечу — снисходительно, по-княжески. Сказал:
— Нет, быть тебе все же сотником, Зива! И ты им будешь, помяни мое слово. Все изменится. Все очень скоро изменится!
Молчавший и несводящий стального взгляда с Дона Жив при последних словах неожиданно кивнул.
Дон не оставил незамеченным это невольное, а может, и вольное движение, он подступил вплотную, сдавил плечи стражника, пристально заглянул в самую глубь глаз, в самую глубь души… и все понял. Там был ответ. Да, скоро, очень скоро все изменится! И не надо лишних слов. Этот служивый думает о том же, что и он. И Хотт с Оврием думают так же — Дон сблизился с обоими за последний год. Они были невиновны. И они не желали гнить в темнице вечно, даже ее стражами. С Хоттом Дон говорил прямо, не таясь. Бывший сторукий уже перестал ждать и надеяться… Да, каждый начинал осознавать, что не для того Великий князь бросил их в поруб, чтобы потом на белый свет выпустить, не для того! Но ведь они не могли почти ничего, не было у них ни сил, ни власти. А Крону достаточно произнести одно слово — и неминучая смерть настигнет их, будь то меч стража или нависшк- над головами глыбищи.
И Жив не солгал Скилу, когда отшутился, что, дескать, живет со своими мыслями и думами, они его жены первые и пока единственные. Конечно, были у него после Веши и другие девушки, женщины — как воли немного получил после/ проверок да испытаний, как приняли за своего в Дружине Кея — стал ходить в поселения, на игрища,/на плясы-хороводы. Негоже было отличаться от прочих, подозрения вызывать. Любил красавиц разных —/ночью ласкал их, днем и не узнал бы, наверное. Но подлинными женами — были думы его. Столько разного, светлого и черного, поверхностного и глубинного было передумано за годы, как со Скрытая уплыл, что и передать невозможно. И все одно ум занимало. Его доля ряд восстановить, справедливость. Но не мстить при том — это еще давно понял. Не мстить, но судить. Все решил, все продумал, просчитал наперед… И вдруг эти глаза синие, эта бездна васильковая. Безумие! Он переставал видеть мир, терял рассудок, когда глазища резвой и взбалмошной девчонки загорались пред его мысленным взором. Да, она вошла внутрь него, перелилась колдовской сутью своей. И он, могучий, закаленный, повидавший столько тягот и радостей в жизни, бессилен перед ней.
Он видел ее еще дважды. И снова взгляды их сливались в единое. И он немел, каменел. Она была совсем девочкой, едва достигавшей своей золотоволосой головой его фуди. Она была крохой в сравнении с ним. Но она властвовала над его душой, его сердцем — властвовала, не произнося и единого слова. Он не мог сам подойти к ней. Он знал, что это будет концом всего — и надежд и стремлений, его тут же выставят наверх, а может, и вовсе прогонят из дружины охранной. И она не подходила, и она знала, что под приглядом. Жив хотел уже было сам отказаться от права приходить Сюда, упросить Кея дать иную службу, ближе к великому князю. Ведь хранил он покой его в верхних теремах, один среди других, но имел доверие… Нет! Не было сил у него на такую просьбу. Жив ждал.
