– Десять?
Керж довольно заржал и прижался ко мне мордой. У-у-у, продажная скотина!..
– Почему ты назвал его Кержем? – наконец, спросил тролль.
– Потому что это мой конь, – ответил я. Мне нужно было срочно его пристроить в хорошие руки на пару месяцев, вот я и продал его старику. А тут он так вовремя нашелся!
– Ух-ты! – удивился Ламер. – Какое удачное совпадение, что именно Матт купил твоего… Кержа!
– Пожалуй. – Ужасно захотелось броситься Гронкяйру на шею, расцеловать в обе щеки, не забывая благодарить за находку верного скакуна, но я твердо держался.
– Ладно, Ламер, поехали мы! – Я пожал огромную лапищу тролля. Она оказалось мозолистой и грязной, словно Гронкяйр всю ночь что-то копал. Было немного противно, но стоило мне вспомнить, что он приютил нас под крышей своего замка, как ладонь моя еще сильнее сжала ладонь тролля. Ламер, если я не ошибаюсь, что-то тихо пробормотал, наверняка в мой адрес, но я сделал вид, что ничего не услышал!
Надеюсь, еще увидимся!
– Я тоже надеюсь, – ухмыльнулся Гронкяйр. – Береги себя!
– Обязательно!
Я кое-как забрался в седло и, по гладив любимца – Кержа по загривку, взялся за узду.
– Свэн, ну где ты?
– Да здесь я, мастер Гриф!– кобольд подошел к своему мерину. Со вчерашнего разговора выражение его рыла не менялось: такое же удивленное, жалобное – этакий деревенский мальчик-простак, обманутый городским «дядькой». Ну, да лучше уж коротать дорогу с ним, чем в одиночку.
Степняк тем временем уже залез на коня. Тут же выяснилось, что ездить верхом он не умеет: обхватив мерина за шею, свин болтался в седле, словно груша на тоненькой ветке. Конь под ним презрительно фыркал и постоянно косился на Кержа, завидуя: твой хоть умеет, да и легкий к тому же! Мой скакун гордо вскинул голову.
Почему-то на ум пришла фраза Стопола «Каждому свой контингент!»…
Замок Ламера еще виднелся вдали, когда перед нами предстали горы пепла, обожженные трупы, стаи воронья – Выселки во всей своей нынешней красе.
Мы невольно остановили коней. В сердце неприятно клюнуло, будто это по моей вине случилась резня. Я заставил сентиментальность убраться, однако та не ушла совсем, то и дело напоминая о себе короткими уколами.
Отвратительно, когда солдаты убивают женщин и детей. Ладно хотя бы стариков – им все равно умирать скоро. И все равно – не понял бы…
Воронье кружилось над огромным пепелищем, разрывая окрестности громкими «Кар-р-р!).
Неужели это все сделали люди? Те, кто якобы одарен чудесным даром человечности и любви, тем не менее могут убивать женщин! Детей!
Не хочу быть человеком. Лучше уж гадюкой, кусающей из-за угла, но более честной, потому что от змей никто и не ждет добра!
Я покосился на Свэна: он стоял, пустыми глазами глядя на два лежащих рядом тела. Одно было чуть больше, другое – поменьше. Будто бы мать прижимала к себе дочь или сына.
И тут я заметил на земле камень. Вроде бы обычный булыжник – гладкий, плоский – но он горел!
Я с трепетом и благоговением вперился взглядом в чудесный камень, неотрывно следя за движениями иссиня-красного огня.
Магического.
– У меня на родине, – неожиданно заговорил Свэн глухим, низким голосом, – тела умерших сжигают. Мы верим, что душа может обрести покои, только развеявшись вместе с пеплом.
– А у нас людей обычно не жгут, – как-то просто, даже обыденно сказал я. – Особенно короли… Не жгут, сволочи…
Не говоря больше ни слова, я при шпорил Кержа. Конь обиженно заржал, но противиться не решился – послушно затрусил прочь от гигантского погребального костра.
Вот и первая половина пути за статуэткой осталась позади, как и 3емлерой, добродушный тролль рыцарь Ламер, сгоревшие Выселки. С неба ярко светило полуденное солнце, а впереди нас ждали Хейстримовы горы, огры, великаны, святилища и… драконы.
Несколько дней были потеряны зря, а потому я решил не пренебрегать даже самыми дерзкими и невозможными путями.
