– Я могу поспать и на полу! – поспешно заверил степняк.
– А я не могу позволить гостю моего дома отмораживать лучшее на холодных досках, – парировал я. Как говорится, и не таких бивали! – К тому же я завтра уезжаю из города. – Оп! Опять мой длинный язык…
– А куда? – тут же загорелся свинтус.
– Не твое дело, – сказал я, пытаясь замять прошлую ошибку. – Хотя, впрочем, это не секрет: я еду к своей бабуле – надо проведать старушку, по хозяйству помочь, то да се – болеет ведь она, сердешная… В общем, ты меня понимаешь?
– А где же живет ваша бабушка?
– Она живет… – тут я замялся: где может жить моя любимая бабушка, моя кормилица, оплот добра и света, если я, беспризорник и воришка, ее никогда в жизни не видел? Как и столь же любимых родителей, голоса которых не слышно вот уже двадцать пять лет? Я не питал бессмысленных надежд, что, когда мне исполнится двадцать шесть, мать и отец вдруг решат объявиться. Может, все дело в том, что я просто не знаю, когда точно день моего рожденья? – Подожди-ка, подожди-ка… Если это бабка по линии матери, то она как раз недавно переехала… в 3рег! Точно, вспомнил!
– Как же вы собирались поехать к бабушке, если даже не помнили точно, где она живет? – кобольд недоверчиво хрюкнул.
– Извини, дружище, но это уж точно не твое дело. Как говорится, задача не для особо развитых умов. Короче, я завтра еду в 3рег, а потому…
– Позвольте кое-что вам предложить, мастер Гриф! – перебил меня кобольд. Я послушно замолчал, Выжидающе глядя на степняка. – Если вы позволите мне переночевать у вас, то до Зрега я, Свэн из великого рода Свинкеров, – ваш верный телохранитель. С вашей прекрасной головы не упадет даже волос, даю вам слово! Только… Позвольте остаться! Всего на ночь. Зато – бесплатная охрана.
Приехали! Шестнадцатилетний сопляк из какого-то Одином забытого рода, только-только получивший право носить оружие и даже толком не умеющий им владеть, – пожалуй, самый плохой телохранитель, который вообще есть на свете!
Впрочем, бесплатная помощь еще никому не повредила. Главное – чтобы не мешала!
Минуту поколебавшись, взвесив все «за» и «против», махнул рукой:
– Согласен. – Радостный кобольд хотел было меня обнять, однако я ловко вывернулся и добавил: – Только до Зрега. И спать будешь на полу. И никакой самодеятельности: делать только то, что я скажу! И клячу я тебе тоже не дам – пешком пойдешь. И вообще…
Тут степняк все же добрался до меня и сдавил в своих медвежьих объятьях. Мне оставалось только протестующее булькать, не имея возможности сказать хоть что-нибудь членораздельное, а счастливый свинтус тихо шептал:
– Спасибо вам, мастер Гриф! Не дали погибнуть бедняжке…
Морлоки, молодой и старый, неспешно прогуливались по Холвилю. Юный Тиринь говорил без умолку, как и подобает любому юнцу, а мудрый Мунсень задумчиво теребил зеленую бороду, порой вставляя свое веское слово.
– Хорошо сейчас живется, мастер Мунсень, ей-богу, хорошо! Слава Одину, люди наконец поняли, что они не одни на Капаблаке!
– В чем же это выражается, мой юный друг? усмехнулся старик.
– Ну, как же?! Разве новый закон о равноправии – не шаг к примирению?
– О нет! Ты слишком молод, чтобы понять всю суть этого треклятого закона.
– Зачем мне его суть? Я знаю, что могу спокойно приехать в любой город, поселиться там, работать, и ни один человек не скажет мне: «Убирайся в свой занюханный Холвиль, уродец, здесь и без тебя мусора хватает!»
– Скажут. И не один раз.
– Но ведь закон…
– Толку с него – ноль. Что, не слышал историю с Мастаком?
– Ну, слышал, – нехотя согласился Тиринь.
– Ему мало того, что работы не дали никакой, так еще из города погнали, чтобы воздух не портил! И ты говоришь о равноправии? В Орагаре правят бал люди, давно пора с этим смириться! Скажи спасибо, что еще из Холвиля не поперли всех нас, хотя и это, чует моя борода, не за горами!
– Зачем же тогда законы, если они не действуют? – растерялся Тиринь.
– Чтобы показать свою власть. Думаешь, наш досточтимый король с детства мечтал освободить нас, нелюдей, от гнета? Простая показуха: мол, смотрите, как, я могу перевернуть обстановку в Стране. А на деле… Э-э-эх!.. – старик в сердцах махнул рукой. – Пропади оно все пропадом!
