Верзила искал меня по всему городу с таким вящим упорством, что в один прекрасный момент мне эта настырность просто осточертела и я познакомил его с толпою местных хулиганов. Уличные так надавали ему по голове, что бедолага две недели провалялся в кровати с опухшей физиономией да сломанным пальцем (с которого уличные так и не смогли стащить кольцо) и напрочь зарекся связываться с бродяжками. Когда он вернулся на пост, браслета, естественно, уже и след простыл, а меня от всего выпитого и съеденного на вырученные деньги так раздуло, что целых три дня пришлось валяться дома: я просто не мог встать с кушетки.
Неужто Лысый настолько злопамятен, что и спустя два месяца все же жаждет отомстить за поруганную честь? Или здесь что-то другое? Впрочем, иного объяснения визиту громилы в свой дом я пока не находил.
Обнаруженная во внутреннем кармане жилетки записка окончательно сбила меня с толку: на ней значился полный адрес моей хибарки и время, когда хозяин, то есть я, чаще всего бываю дома. Подчерк послания был мне незнаком, поэтому оставалось только догадываться, кто же тот умник, который разбрасывается моими данными направо и налево?
– Мастер Гриф, – голос кобольда отвлек меня от мыслей.
– Ну, что еще? – раздраженно бросил я, продолжая шарить по карманам жилетки. Черт! Больше ничего интересного!
– Дайте, пожалуйста, мой молот. Он где-то на полу
– Я тебе что, слуга, что ли? – недовольно буркнул я. Совсем распустился, свинтус: нашел оруженосца.
– У меня спина болит, мочи нет. Сделайте одолжение!
– Ну, ладно, – я наклонился и поднял оружие кобольда с пола. Невольно загляделся: настолько оно было прекрасно. – Где ты только такой молот нашел?
– Это реликвия рода, – пояснил кобольд, не поднимал головы. Со стороны могло показаться, что свинтус умер, однако постоянные колебания тела авторитетно заявляли: степняк еще попортит врагам кровь. Только отлежится… – Мне передал его отец две недели назад, в день моего совершеннолетия – по законам нашего племени, кобольд, которому исполнилось шестнадцать лет, становится мужчиной и получает право носить оружие.
– То есть ты только из Степи прибыл?
– Да. Позавчера вечером.
– Где же ты жил все это время?
– В «Доброй псине».
– Да? – усмехнулся я. – Видимо, после сегодняшнего случал Стопол тебя просто выселил?
– Не знаю, но я боюсь появляться В таверне.
– То есть ты хочешь сказать, что даже не забрал оттуда вещи? – я не поверил ушам.
– Ну да. А вы думаете, можно было? – кобольд приподнял голову с боковины дивана и удивленно посмотрел на меня, словно я был не человеком, а шестикрылым морским петухом, пышущим огнем во все стороны.
Я даже не нашелся, что ответить. По крайне мере, сейчас дергаться не имело смысла: предприимчивый Стопол уже наверняка спустил все состояние кобольда первому попавшемуся заезжему купцу. Впрочем, мне ли ломать об этом голову?
– Это, конечно, очень грустная история, и мне искренне жаль тебя, – просто так послать кобольда куда подальше я не решился, хотя и понимал, что следовало бы: помогать каждому встречному – не лучшее времяпрепровождение для вора, обремененного важным заказом. – Но зачем ты приперся ко мне домой? И как вообще узнал, где я живу?
– Легко, – довольно хрюкнул кобольд. Похоже, потеря дорожного скарба ничуть его не беспокоила, и я еще раз пожалел, что не послал тупую свинью ловить раков в Истинском Море. – Мне гном в таверне все рассказал.
Пожалуй, единственным моим знакомым гномом, любящим посидеть в «Псине» за кружкой пива, был 3емлерой, старый приятель, много раз помогавший мне в продаже краденого. Коротышка никогда не подводил меня, и я не сомневался в нем ни на дюйм. Впрочем, рассказывать незнакомому кобольду о старом подельнике – это не есть красиво…
– Ладно, проехали. Скажи-ка лучше, зачем ты меня искал?
– Я думал, вы поняли, мастер Гриф, – пожал плечами кобольд.
«Понять-то понял, – зло подумал я, – а вот ты то сам понимаешь, что собираешься просить?»
– Позвольте мне переночевать у вас, мастер Гриф!
– И где ты спать собрался? – усмехнулся я. Смеяться над сирым и убогим нехорошо, но весело. – На коврике возле порога? Или, может, в конюшне, рядом с моим мерином? У меня в доме всего один диван, и он лишь мой и ничей больше!
