ГРИФ, БИЧ И ДРУГИЕ. ОПЕРАЦИЯ "ШТУРМ ЦИТАДЕЛИ"
Ему снился страшный сон…
Он скрипел зубами, царапал подушку, скрутил жгутом и, почти невозможная в нормальном состоянии вещь, порвал жгут из простыни.
Из полураскрытого рта раздавалось какое-то хрипение и шипение.
Ему снился побег из спецвагона.
Так получилось, что в спецвагоне их было всего трое. Трое матерых рецидивистов, воров в законе. Они "шли по этапу". А фактически ехали в спецвагоне для этапирования заключенных, прицепленном к пассажирскому поезду № 204 Новосибирск-Кулунда.
Заключенные ехали в колонию усиленного режима, находившуюся на западе Новосибирской области.
Они не были знакомы раньше, но слышали кликухи друг друга: Гриф, Беня Ташкентский и Бурбон.
По правилам, в пустом вагоне их бы должны были развести по трем разным отсекам. Но конвойные поленились — открывать отсек, выводить их по очереди. Куда проще раз в сутки всех троих вывести оправиться, под конвоем троих солдат, да дважды в сутки открыть отсек за решеткой и дать ворам хлеба, селедки и воды. Времени много не займет. И играй себе дальше в отсеке для конвоя в подкидного или «кинга». Эта ошибка конвойным обошлась дорого.
— Художники среди вас есть? — спросил «сокамерников» Гриф.
— Чтоб расписаться на заборе, не надо быть Айвазовским, — ответил, криво улыбнувшись, Беня Ташкентский, известный крайне злобным и мстительным характером: на его руках была кровь как минимум двадцати человек, суд доказал одного…
— Хоть и не погода, а не встать ли на лыжи? — спросил Гриф третьего вора по кличке Бурбон, детину огромного роста и мощного телосложения. Тот не сразу врубился, на что намекает «попутчик».
— Что толку гонять порожняком? Дело говори.
Сговорились они быстро.
К вечеру, часу в седьмом, одному из заключенных стало плохо. Беня Ташкентский мастерски изобразил сердечный приступ.
Сквозь решетки отсека конвойным было видно, как задыхается еще не старый, но уже морщинистый и желтый лицом человек, как закатывает глаза, как посинел от нехватки кислорода.
— Что буркалы выкатили? Не видите, человек в бушлат играет. Открывайте ворота, суки позорные, концы откинет. Прокурору жалобу накатаем — всем по ушам дадут! — завопил Бурбон.
Гриф молчал. Он сжимал в ладони заточку и ждал момента… На зону ему страсть как не хотелось: перед самой отсидкой он увлекся одной дамой, врачом "скорой помощи", и ему сильно хотелось на воле продолжить роман.
— Ну, че ты бебики выпучил? — орал Бурбон. — Зови сержанта: дай цинк, что филень кончается от сердца.
Растерянный солдатик из конвойного взвода, пришедший на крик из «купе», был обескуражен не столько криком наглого вора, сколько зеленовато-синим лицом Бени Ташкентского. Уж очень тот натурально менял на глазах цвет своего лица. В воровском мире считается высоким шиком умение сбить с толку вертухаев.
Прибежал сержант с ключами от «купе».
— Ну, что у вас тут? — недовольно спросил он, с удивлением рассматривая красно-синюю рожу Бени Ташкентского и не беря в расчет молчавшего и вроде как дремавшего Грифа. — Может, фуфло засаживаете?
— Не крути поганку, начальник, — заорал Бурбон. — Ковырни серьгу дать лекарство; помрет кент — с тебя спрос.
Словно сомневаясь, сержант еще раз взглянул на дремлющего Грифа. Тот не внушал опасений. Бурбон был огромный и свирепый, но с его стороны вроде бы ничего не грозило: он ведь просто требовал оказать помощь его другу.
— Открывай, — кивнул сержант одному из солдат. Второго с автоматом поставил возле «купе», а сам со «стволом» в кобуре, с ключами от наручников в руках шагнул внутрь. Сержант протянул руки к наручникам Бени Taшкeнтского, второй солдатик приставил автомат к груди «Бypбoнa», тpeтий стоял в коридоре с автоматом на изготовку.
Вроде все учли.
Да все никогда не предусмотришь.
Протянутые к нему руки Беня схватил в железные тиски своих «граблей». От растерянности, что сине-зеленый зэк так легко ожил, сержант ослабел, ноги его стали ватными, и он начал валиться на бок — теперь ему самому уже не хватало воздуха.
