В недобрый час отправилась старуха продавать миниатюры в Рупнагар. Теперь ей не терпелось кому-нибудь рассказать о дерзком поступке Чанчал-кумари. Пожалуй, ее не снедало бы такое нетерпение, если бы Нирмал не дала ей денег и не попросила молчать. Но запрет сделал для нее молчание совершенно невыносимым. Что было делать старухе? Она дала обещание молчать и, кроме того, взяв деньги, связала себя узами благодарности. Понимала она и то, что, если о поступке Чанчал-кумари станет известно жестокому падишаху, он может подвергнуть ее суровой каре. Старуха лишилась сна и аппетита. Вначале она крепилась, дав себе клятву держать язык за зубами. Когда ее сын сел обедать, старуха положила ему на глиняную тарелку сочный кусок жареного мяса и сказала:
— Кушай, сынок, кушай. Я приготовила это жаркое по случаю возвращения из Рупнагара. Ты такого еще не пробовал.
— Мать, — обратился к ней сын, принимаясь за еду. — Ты обещала мне рассказать что-то о Рупнагаре.
— Молчи! — ответила старуха. — Не болтай лишнего! Разве я тебе что-нибудь обещала? Я просто обмолвилась.
Она уже забыла, что при встрече с сыном желание рассказать о случае с Чанчал-кумари стало таким нестерпимым, что она невольно выдала себя.
— Ты говоришь, чтобы я замолчал, — продолжал сын, — а что, если я не замолчу?
— Да мне нечего и рассказывать, сынок.
— Ну, тогда не рассказывай.
— Пожалуй, только вот о случае с рупнагарской принцессой.
— Говорят, она очень хороша собой? Или это не правда?
— Это неправда — у девчонки слишком много спеси. О, Аллах! Нет, больше я ничего не скажу!
— Но какое мне дело до Рупнагара и до спеси рупнагарской принцессы?
— Гордость у нее непомерная, сынок. Бесстыдница ни во что не ставит самого падишаха Аламгира.
— Она ругала падишаха?
— Ругала? Нет, сынок, здесь кое-что похуже.
— Похуже? Может ли это быть?
— Не спрашивай меня больше ни о чем, я связала себя узами благодарности.
— Каким образом?
— Я приняла золотую монету.
— За что тебе ее дали?
— После того как был совершен этот грех, мне дали монету, чтобы я держала язык за зубами.
— Ну, хорошо. Тогда не говори мне ничего, но отдай монету.
— Что ты, что ты, сынок!
— А если не хочешь отдавать, расскажи, как было дело.
— Да что же рассказывать. Портрет падишаха… О, боже, боже! Все ясно и так…
— Она сломала портрет?
— Наступила на него ногой. О, боже, я нарушила клятву!
— Какое же здесь нарушение клятвы! Ты моя мать, а я твой сын. Мы ведем разговор между собой. Что в этом плохого?
— Но только смотри, сынок, никому больше не говори об этом.
— Ты сама должна понимать, что я буду нем как рыба.
Успокоенная этим обещанием, старуха с живописными подробностями рассказала сыну о том, как Чанчал-кумари раздавила ногой портрет Аурангзеба.
Сына старухи звали Хизр-шейх. Он рисовал миниатюры. Проведя два дня с матерью, он уехал в Дели. Там у него была жена Фатима. Хиз Шейх рассказал жене все, что слышал от матери.
— Сейчас же ступай к Дарие-биби, — сказал он жене, окончив свой рассказ. — Скажи ей пусть сообщит эту новость бегум-сахебе[21]. На этом можно подзаработать.
Дария-биби жила в соседнем доме. В дом ее можно было проникнуть с черного хода, и Фатиме удалось пробраться к ней никем не замеченной.
Нет никакой необходимости знакомить читателей с Хизр-шейхом или Фатимой подробнее, но о Дарие-биби следует рассказать. Настоящее ее имя было Дарир-ун-ниса или что-то в этом роде, но никто ее так не называл, все звали ее просто Дария-биби. У нее не было ни отца, ни матери, была только старшая сестра да старуха тетка. В доме у них не было ни одного мужчины. Дарие-биби едва минуло семнадцать лет, к тому же она была маленького роста и по виду никто не давал ей больше пятнадцати. Красота ее была подобна едва раскрывшемуся бутону. Уст ее не покидала улыбка.
Сестра Дарии-биби умела отлично приготавливать сурьму и благовонные масла. На двуколке или на носилках сестры отправлялись в дома богатых людей и, продавая сурьму и благовония, зарабатывали себе на жизнь. Нередко с наступлением ночи бедным женщинам приходилось ходить и пешком. Дарие-биби удалось проникнуть даже в гарем падишаха, куда никто не имел доступа. Об этом мы расскажем потом.
