— Дария-биби! — воскликнул Мубарак. — За что ты хочешь меня погубить? В чем я перед тобой виноват?
— В чем виноват? Может быть, ты ни в чем не виноват передо мной? Можно ли причинить женщине большее зло, чем это сделал ты?
— Ну что ты, милая! Таких, как я, сколько угодно.
— Свет не видывал таких грешников, как ты.
— Я вовсе не грешник. Но здесь неудобно разговаривать. Давай встретимся где-нибудь в другом месте. Я все тебе объясню.
Мубарак снова вернулся в покои Зеб-ун-нисы.
— Вы должны простить мне, что я снова вас беспокою, — сказал он. — Я пришел сказать, что здесь Дария-биби — она сейчас к вам войдет. Она безумная. Если она будет говорить вам что-нибудь против меня, не гневайтесь, пока не выслушаете моих оправданий.
— Я не в силах гневаться на тебя, — ответила Зеб-ун-ниса. — Если я когда-нибудь на тебя рассержусь, то от этого буду страдать я сама. Я не слушаю того, что говорят против тебя.
— Не лишайте своего раба этой милости, — сказал Мубарак и снова простился с дочерью падишаха.
— Почему так поздно? — спросила Дарию-биби девушка-татарка, охранявшая вход в покои Зеб-ун-нисы.
— Буду я отчитываться перед стражей! Доложи обо мне.
— Убирайся, — сказала татарка. — Я не стану о тебе докладывать.
— Ну что ты сердишься, дружок? — заговорила Дария-биби. — Твой взор способен испепелить Кабул и Пенджаб. В руках у тебя меч и щит — что станет со мной, если тебя охватит гнев? Вот мой пропуск, иди доложи обо мне.
На алых губах стражницы появилась улыбка.
— Я знаю и тебя и твой пропуск. Но разве ее высочество станет покупать сурьму в такой поздний час? Приходи завтра утром. Возвращайся к мужу, если ты замужем, а если нет, то…
— Иди к дьяволу. Пусть твой щит и меч провалятся в ад! Пусть твой шарф и шальвары провалятся в ад! Неужели ты думаешь, что я пришла бы в полночь, если бы у меня не было дела?
— Ее Высочество бегум-сахеба, сейчас развлекается, — прошептала татарка.
— Ах ты рабыня, неужели я этого не знаю? Ты что, будешь смеяться надо мной? Открой-ка рот!
Дария-биби достала из-под своего покрывала сосуд с вином. Стражница открыла рот, и Дария-биби вылила в него все содержимое. Татарка всосала его одним духом, как сухой песок впитывает воду.
— Бисмилла! Отличное вино! — воскликнула она. — Ну ладно, ты постой здесь, а я пойду доложу.
Войдя в покои, телохранительница увидела, что Зеб-ун-ниса, забавляясь, сплетает из цветов собачку. Морда собачки напоминала лицо Мубарака, а хвост закручивался, как султан могольских падишахов.
— Позови танцовщиц, — приказала Зеб-ун-ниса телохранительнице.
У каждой из обитательниц гарема падишаха были собственные танцовщицы, которые пели и танцевали для них.
— Слушаю и повинуюсь, — с поклоном ответила татарка. — Но там пришла Дария-биби. Я прогоняла ее, но она ничего не желает слушать.
— Я вижу, она не забыла дать тебе бакшиш, — заметила Зеб-ун-ниса.
Густо покраснев, красавица татарка спрятала лицо под покрывалом.
— Ну хорошо, — сказала Зеб-ун-ниса. — Танцовщицы подождут. Пошли ко мне Дарию-биби.
Дария-биби вошла, поклонилась и стала разглядывать собачку.
— Ну как, Дария, нравится? — заметив ее взгляд, спросила Зеб-ун-ниса.
Дария-биби снова поклонилась.
— Вылитый мансабдар Мубарак-хан.
— Верно! Хочешь дам тебе?
— Кого? Собаку или человека?
Зеб-ун-ниса нахмурилась, но, сдержав гнев, со смехом ответила:
— Кого пожелаешь.
— Тогда пусть собака остается у вашего высочества. Я беру человека.
— Но собака под рукой, — возразила Зеб-ун-ниса, — а человека нет. Бери лучше собаку.
С этими словами Зеб-ун-ниса, которая под влиянием выпитого вина была в отличном расположении духа, стала бросать Дарие цветы, из которых она плела собачку. Чтобы не выказать непочтительность, Дария-биби подняла их с пола и спрятала под покрывалом.
— Благодаря доброте Вашего Высочества, — сказала она, — мне достались и человек и собака.
— Что?! — воскликнула Зеб-ун-ниса.
— Человек принадлежит мне, — отвечала Дария-биби.
— Что?! — повторила Зеб-ун-ниса.
— Он мой муж.
— Ступай прочь!
Зеб-ун-ниса с силой швырнула пучок цветов в лицо Дарие-биби. Сложив ладони, Дария-биби проговорила:
